Дети бездны

— Ну. Кункретта из клана Футрая. Своя зато, ему под стать. А едино жизни не было. Оно понятно. Он смергал — уникум средь своих. Хошь кошкой пойдет, хошь медведём попрет, а хошь орлом в небо взмоет. А она — хадюка. Да-а. Ну, в смысле характеру паршивогу. А сама рысуха, ага. Месяцу не прошло, она с оборотнем их местных скобелилась, душа кошачья. Дэйн как узнал, уехал и боле не возвернулся покаместь та не сгинула. И тако творила, ой-ё! Крестьян гоняла, пугала, зверье моё повывести вздумала. Молода, резва и давай игреляться. Ей шутка, а нам поруха. Порвал ее лешак, не сдержался. Даа. А я что, врать не стану — супротив него не пошла. Поделом знашь. Втора-то лучше была…

— Вторая?

Диана схватилась за горло и сползла на мох по стволу сосны:

— Вторая жена?!

— Ну. Химера истинна. Гордячка. Эка себе на уме, фифа. Хороша, нечё сказать, токмо норов заносчив больно. Шибко ей все не по так да не по этак было. А хотелось всего и поболе. Главно, чтоб оборотень-то блахадарен ей был, что осчастливила, значится его, женой согласившись стать. С самого началу не сладились они с твоим-то. Оно ясно было — хто она, хто он? А? О! А Дэйну стерпеть понукание никак не можно, нутра у его забористая да вольная. Накинь вона на сову узду-то? Ага, как же ж.

— Умерла?

— Хто, сова?!

— Жена.

— Чёй- ить? — вытаращило глаза дерево. — Ушла. Кинула Дэйна. Она ж грили, не почести ей в логове оборотней жить. В обчестве вишь, приличном не покажись, позорищааа, манеры ж у их не те, смотрят не так, дышуть не этак. Погневалась тута на свою жизню сгубленную, попалила как ты лесов — то и сбёгла, но опосля как кровушки из Дэйна попила. Ох, хороводила, как его терпежу на почитай полгода хватило? Ан, все едино не сдержался — сбег как заяц от лисы. О, как! Но грят, порвал ее шибко, потому сбег. Видать спужался, что вовсе сгубит. А третья ничё, прилична женчина, хоть и человечья, ага.

Диана зажмурилась, потерявшись: третья?!!!

— Токмо боязлива была страсть. Видно потому и помёрла. Не сдержалось сердечко. Людишки-то шибко слабы для нашего миру, не кажный обвыкаетси. Ай, чё о ей — что была, что не была. Из замку носа не казала. А ты гляжу по крепче её будешь, хотя боязлива, ага. С непривычки видать, да? Чую запах от тя еще людской идёть. А кровь-то сильная у тебя, грили маститая. А! Слышь, а ты чья будешь? Чёй-то не пойму, — прищурилась.

— Я?… Не важно, — отмахнулась, пытаясь сесть, но ее все набок заваливало, тело от известий неожиданных подчиняться отказывалось.

— Ааа, нууу… Ну, хошь, так молчи, мне все едино кто в родне у тя. Мне ж главно девонька что? Согласье меж нами.

— Я не специально, — заверила девушка.

— А. С расстройству, да? Нууу, быват. Ага. Только ты энто, боле в лесу не расстраивайся, ладно?

— Постараюсь, — кивнула, вздохнув. В голове одно было — три жены Дэйна. Она четвертая. И, наверное, самая ненужная.

— Ага, во-во, старайся, а за то у нас с тобой мир да гладь будет. Я ж чё помочь завсегда рада. Мне что главное — поряядооок. А то и мне мед и тебе радость. Ты ж тапереча хозяйка здешняя и все у тя ладком должно быть. А я пособлю. Где надо пригляжу, где чё — подскажу…

— Дэйн где? — встрепенулась Диана.

— Эк, ты! — округлила глаза жрица. — Нужля сбег уже? Ох, пострел. Ну, крепись, чего тут, не от тебя первой текаить. Он существо вольное.

— А я рабыня по-вашему? — уставилась на нее горящим взглядом. Сколько можно терпеть оскорбления?

Дерево смолкло, пошамкало губами, изучая девушку:

— Н-даа. Так не в обиду я, — притихло.

Диана развернулась и пошла обратно, к лошадям:

— Поговорили.

— Так ты это — уговор! — бросила ей в спину Звенильда.

— Я слово дала. Поймите, я не нарочно, само выходит.

— Да?

Сучковатая ветка вцепилась в плечо девушки, развернула обратно к жрице:

— Ты штоль силушкой володеть еще не обучена? Средь людёв долгонько жила?

— Неделя, как из того мира.

— Ааа, вон оно чего, — задумалась и выдала. — Ладноть, вижу не плоха ты нутром, а что неопытна, так с дитёв больно не спросишь. Скидку дам, вот моё слово. И еже ли чего забалують мои, аль обидять, обращайся. Разберуся.

— Спасибо. И простите, если что не так. Не со зла это и без умысла.

Жрица растерялась: ишь ты, грили как с ней? Со всем, значиться, уважением, абы ровня она госпоже ей-ной из высшей касты. От, дела!

Ну и дурень, Дэйн еже ли сбёг! Дурында, однако, стоеросова! Настояща!

— Ну… не робей, ага. Иди уж.

Ветками махнула и перед Дианой как по волшебству расступились деревья, из-под ног как змеи в стороны расползлись коряги, вздыбленные корни. Тут же стало видно все вокруг: воинов, лошадей, Сантьяго бродящего с хмурым видом на опушке, шпиль замковой башни вдалеке.

— Слышь? — склонилась к ней жрица. — Еже ли заскучаешь, али посплетничать захотишь, приходь, завсегда рада тебе буду. Ага.

— Спасибо, — улыбнулась девушка. Хоть одна радость в этот беспросветный день — с хозяйкой лесной подружилась.

Может и обычная она кикимора, но бабушка забавная, добрая.

Диана потянулась и клюнула ее в крючковатый отросток на "лице":

— Спасибо.

— Эт чё?! — отпрянула, ветками нос ощупала. И пятится, глаза на Диану тараща.