Дети Бога

— Можно было ждать славной дуэли, сказал он затем Рештару, надеясь, что Хлавин забыл про недавнее употребление доминантного обращения. — Не исключено, лоточник одолел бы Дхерая. И ты поднялся бы до второго.

— Думаю, он так и сделал — безмятежно произнес Рештар.

— Мои извинения, — сказал Ира'ил Вро, от волнения делая новую оплошность. — Я не уверен, что понимаю… Мои извинения! Некто не понимает…

«Конечно, нет, болван» — подумал Хлавин Китери, глядя на него почти с нежностью, ибо наслаждался обществом Вро чрезвычайно — особенно из-за неловких проявлений непочтительности этого идиота и неуклюжих попыток их исправить. Во всей этой драме имелись дивные комические вкрапления, и Хлавину доставляло огромное удовольствие приводить свой замысел в действие. Супаари намерен покинуть город. Рештар представил, как его курьезный зять ускользает вместе со своим призом, точно крадущийся падальщик, и сияние, наполнившее душу Хлавина Китери, было сравнимо с восторгом минут, когда, посреди представления, его посещали импровизированные песни. «Я не смог бы спланировать это лучше», — подумал он.

— Полагаю, лоточник убил моего почтенного брата Дхерая, — произнес затем Рештар голосом музыкальным и ясным, мерцая прозрачными небесными глазами. — И Бхансаара! И их отпрысков. А затем — в экстазе кровавой радости, опьянев от густого, горячего запаха мести — он убил также Джхолаа и моего отца.

Ира'ил открыл рот, намереваясь возразить: нет, он же только что ушел!

— Полагаю, именно так все и произошло, основа сказал Рештар, дружески обняв за плечи Вро и уютно уложив хвост поверх его хвоста. — Разве нет?

8

Инброкар

Время правления Лджаат-са Китери

Существовали вопросы, которые нельзя задавать, и самый значительный из них: «зачем?»

«Что?» и «когда?», конечно, были необходимы. «Где?» — обычно безопасен. «Как?» — разрешалось спрашивать, хотя нередко это вело к неприятностям. Но «зачем?» был настолько опасен, что Селикат порола его, когда он пользовался этим словом. Даже в детстве Хлавин понимал, что это ее обязанность. Селикат била Хлавина ради его же пользы: она боялась за него и не хотела, чтобы лучшего из ее учеников наказали в назидание другим. Лучше плеть наставницы, чём медленное и публичное извлечение поучительных последствий, производимое, когда какой-либо младший брат хотя бы заикался о предательстве.

«В таком случае я не больше чем манекен? — восстал он в двенадцать лет, все еще бесстрашный и прямодушный. — Если Бхансаар умирает, они набрасывают мантию его должности на меня, и — щелк! Я — судья!.. Таковы правила, Селикат?

Наставница колебалась. Уделом Рештара было наблюдать за правлением старших братьев, все время сознавая, что если кто-то из них окажется стерильным или умрет прежде, чем обзаведется потомством, то он, как дополнительный сын, должен будет занять освободившееся место и соответствовать тамошним критериям. Невысокий, но ловкий и подвижный, Хлавин уже не уступал в силе Дхераи, которому было предназначено стать чемпионом нации — в случае, если кто-то бросит ему вызов, посягая на Наследие. И даже Джхолаа была умней Бхансаара, который мог запомнить и применить все, чему его учили, но редко делал выводы или приходил к собственному умозаключению, и который тем не менее будет когда-то председательствовать в высшем суде Инброкара.

— Древние песни это объясняют, господин, — сказала рунао, закрывая глаза, и ее голос обрел если не мелодию, то ритм сказаний: — Ингуи, который любил порядок, обратился к первым братьям, Ч'хорилу и Сримату: «Когда собираются женщины, танцует Хаос. Поэтому разлучите Па'ау и Тиха'аю, свирепых сестер, на которых вы женились, и держите их порознь и взаперти». Прибегая к обманам и хитрости, Ч'хорил и Сримата сговаривались с другими мужчинами, пока все не подчинили своих жен и дочерей. Но когда мужчины сами делали выбраковку и забой скота, они тоже пьянели от крови и дрались. «Мы не можем себя сдержать», — говорили они. Тогда Ингуи повелел: «Пусть те, кто мудр, решат, кто среди вас слишком свиреп, чтобы жить, и пусть те, кто силен, убьют свирепых, приговоренных мудрыми». А так как Ч'хорил, старший брат, был сильным, а Сримата, младший брат, был мудрым, с тех пор на перворожденных мужчин каждого клана возлагались сражения и ритуальные казни, а на второрожденных — вынесение приговоров.

— И ты в это веришь? — напрямик спросил Хлавин.

Ее глаза открылись.

— Все это произошло задолго до того, как были приручены руна, — ответила Селикат, уронив хвост с тихим и как будто ироничным стуком. — В любом случае, мой господин, какое значение имеет вера ничтожной наставницы?

— Ты не ничтожная. Ты — наставница Рештара Китери. Скажи мне, что ты думаешь, — приказал ребенок, властный, даже когда казалось, что его не ждет ничего, кроме ссылки, предназначенной отвлечь от тщетного негодования и опасных вопросов.

Селикат выпрямилась — не без достоинства.