Дети богини Кали

— Нужно предупредить начальницу охраны, без ее звонка не откроют главные ворота… — официанты нерешительно топтались на месте; леди Чест стояла неподалёку, по её лицу проскользнула тень сомнения, когда Аллис в очередной раз напрягла и выгнула свою тощую спину.

— Я сделаю это, я смогу найти начальницу охраны, — с готовностью предложил Малколм, и, не дожидаясь ответа, на крыльях своего счастья помчался через зал.

Эта маленькая сцена положила начало цепочке удачных совпадений, которые помогли-таки Аллис Руэл уйти от правосудия — несколько часов спустя самолет уже нес её над океаном — старший официант отвел «болезненную гостью» в небольшое подсобное помещение, когда-то служившее кабинетом, а нынче предназначенное для хранения запасов, и позволил ей там прилечь до приезда скорой на узенькой кушетке среди ящиков с бутылками дорогущего шампанского.

Аллис руками оторвала большую половину своей длинной юбки, приподняла неплотно прикрытое окно — чистая случайность! — и спрыгнула со второго этажа в палисадник.

Эдит Хэйзерлей — ей единственной из всех сотрудниц охраны было дано лично Губернатором секретное поручение не выпускать леди Руэл за ворота без специального знака — в тот вечер допустила оплошность, наверное, единственную за весь срок своего контракта… Она увлеклась, на несколько минут она позволила себе совершенно забыть о работе, когда Малколм, откровенно сияющий любовью, подбежав к ней, едва не бросился на шею… Именно сегодня они встретились снова. Чистая случайность.

Подали ужин. Гости схлынули с дальнюю залу, и ближняя опустела, только официанты сновали через неё, один из них убирал с маленьких столиков бокалы с остатками шампанского и блюда из-под фруктов. А в небольшом закутке коридора, где стоял вынесенный во время ремонта из какого-то помещения шкаф со старинными книгами, прятались двое:

— Поцелуй меня, — нежно потребовал Малколм, сомкнув изящные руки на шее Эдит, — я не отпущу тебя, я не позволю тебе снова исчезнуть…

— Ты стоишь таких бешеных денег, — отвечала она с ироничной улыбкой; лаская, она слегка касалась его щеки изнанкой ладони, — и поцеловать тебя, право, всё равно что украсть у кого-то миллион. Прямо из кармана.

— Я расточителен! Я бессовестно расточителен… — шептал он со смехом, притягивая ее к себе, околдовывая близким тёплым ароматом кожи.

И был поцелуй. Да такой, что тайные счета всех присутствующих миллионеров опустели бы в одночасье, так и не собрав необходимой суммы… Все богатства мира потерпели бы фиаско, вздумай они тягаться с этим торопливо-жадным поцелуем за шкафом, ведь всякое сколачивание состояния — есть лишь погоня за неуловимым мигом личного триумфа, осознания своей самости, цельности, власти и свободы — а сложившаяся любовь способна дать человеку всё это сразу, да еще и более ярком, красочном воплощении — так решено природой — любовь абсолютно самодостаточна — и потому подростки, самозабвенно целующиеся на пляже, на самом деле гораздо счастливее многих капиталистов.

Рация Эдит сердито зашипела, встревоженный голос коллеги сообщил, что скорая приехала, а пациентки нет…

— О, чёрт, — сказала Эдит.

И оба рассмеялись. Им было нисколько не жалко для бессовестной мошенницы Аллис Руэл обретенной ею свободы; даже если бы она сейчас пришла к ним и попросила бы их помочь ей сбежать, они бы, верно, помогли — так немыслимо щедры были в эту секунду их души, озаренные счастьем…

Ещё несколько мгновений они стояли за шкафом, повернув друг к другу лица, ясные, как солнечные зайчики, как распустившиеся соцветья, и улыбались.

В дальнем конце коридора послышался стук быстрых шагов.

— Ну вот и все, — вздохнула Эдит, — надо работать.

Она отстранилась решительно, плавным, но не допускающим возражений движением. Оправила пиджак, блузку; лицо ее снова стало непроницаемым, строгим — прекрасный цветок закрылся, снова превратившись в тугой неприглядный бутон.

Она вышла из закутка и энергичными шагами направилась навстречу коллегам. Малколм ждал, что Эдит хотя бы оглянется в последний раз, но этого не произошло.

ГЛАВА 16

Саймон Сайгон был мудр от природы, с раннего детства в нём обнаруживалось поразительное житейское чутье; он проникал в суть событий почти не задумываясь, интуитивно, легко разбирался в людях и в отношениях: во многом он оказался гораздо дальновиднее Онки, он понял сразу, что между ними ещё давно, возможно, в детстве, или чуть позже, возникла какая-то связь, гораздо более глубокая и древняя, чем они сами, и она, эта связь, уже ничем не может быть расторгнута, и способна стать для них как самой большой радостью, так и самым большим несчастьем.

Отчего же эта таинственная связь избрала именно их двоих, предназначив друг другу, таких непримиримо разных, несопоставимых настолько, что почти при каждом разговоре, они бесполезно и намертво задевали друг друга зубцами слов, идеалов, принципов, точно неподходящие резьбой шестерни?..