Дети богини Кали

Онки удивленно взглянула на него. Отнятая от лица ладонь действительно была у неё в крови.

— Возьми, — он протянул ей свой чистый, аккуратно сложенный вчетверо платочек, извлеченный из нагрудного кармана.

Онки, не поблагодарив, схватила его и приложила к носу.

— Драться нехорошо, — сказал мальчик.

— Но иногда это бывает нужно, — устало и как будто чуть виновато, словно вернувшийся к родне с большой войны солдат, произнесла Онки.

— Не нужно.

— Тебе не понять. Вы мальчики, вы другие. У вас нет постоянного стремления доказывать другим свою правоту.

— Кулаки всё равно не самый лучший способ.

— Да что ты меня постоянно поучаешь! — рассердилась Онки, — Я не могу вспомнить, когда и при каких обстоятельствах, но мы точно встречались с тобой прежде, умник.

— Это так, — согласился мальчик, — ты нечаянно пнула меня во дворе учебного корпуса, когда бегала со своими подругами. Меня зовут Саймон Сайгон, запомни, пожалуйста.

Онки неопределенно фыркнула. Нос у неё довольно сильно болел теперь, и она, готовая в любую секунду расплакаться, балансировала на самом кончике тонкой доски своего терпения — если бы не присутствие Саймона, то она давным-давно дала бы себе волю…

— У тебя хорошая память, — выговорила она с усилием, запрокидывая голову.

— Я знаю, — ответил он, — а у тебя, вероятно, не очень, раз ты забыла.

— Да у меня самая лучшая память в классе! — снова вспылила Онки, от негодования ненадолго забыв о своей боли, — я знаю все столицы всех стран, а также всех президентов нашей страны в хронологическом порядке их пребывания у власти, — хорохорилась она, — кроме этого я помню наизусть атомные массы всех элементов периодической таблицы.

— Ботаник, — сказал Саймон со спокойной улыбкой.

Это была, вероятно, шутка, и мальчик не имел намерения обидеть Онки, но она восприняла сказанное всерьёз. У неё чертовски сильно болел нос, поражение в драке не давало забыть о себе, а тут ещё и милюзга обзывается! Онки не выдержала.

— А за это ты ответишь! — воскликнула она, и, резко шагнув вперед, ударила Саймона по щеке.

На звук пощечины обернулись играющие неподалеку дети.

— Смотрите! — завопил кто-то из них, — она ударила мальчика! Бить слабых — самое последнее дело! Позор! Позор!

Онки повернулась и бросилась прочь. Глаза её заволокли слёзы. Вслед ей неслись обвинительные реплики и обидные слова. Она не могла видеть, чем в эту минуту занят был Саймон, но ей почему-то казалось, что он не метался, не плакал, а продолжал стоять там же, возле качелей, прикрыв ладонью покрасневшую щеку, и со спокойным достоинством смотрел ей вслед.

Поднявшись к себе Онки заперлась в умывальной и отняла от лица платок. Бросив его в раковину и открыв кран, она долго смотрела, как взбиваемая сильным напором пена становится розоватой, как наполняется раковина кровавой водой и постепенно расправляется в этом растворе, точно раненая птица, скомканный платок.

Онки прополоскала его и, отжав, вновь положила на переносицу, только уже в качестве охлаждающего элемента.

Она села в кресло и запрокинула голову. Мягкая прохлада влажного платка освежала и успокаивала. Полоща его, Онки успела заметить, что на одном из уголков нежно-голубой ниткой тонко вышиты инициалы владельца:

С.С.

Теперь, как бы сильно она ни захотела, вряд ли ей удастся ещё раз забыть это имя.

ГЛАВА 3

Рита и Онки сидели в столовой возле окна. До начала занятий оставались считанные минуты, поэтому просторное и светлое помещение быстро пустело: толпа воспитанников, задерживающихся у выхода, где всегда создавалась в такое время небольшая пробка, постепенно убывала, просачиваясь в двустворчатые двери как вода в сливное отверстие раковины. Все торопились в классы.

— Ты почему никуда не идёшь? У тебя свободный час? — спросила Рита, — Везучая! Я бегу сейчас на историю отечества!

— Нет, — ответила Онки мрачно. Она полулежала на столе, подперев подбородок сложенными стопкой руками.

— Нет? — удивилась Рита, — Плохо себя чувствуешь? Приболела? Я не помню, чтобы ты прогуливала раньше. Учетного робота не боишься?

Онки помотала головой.

— Что-то случилось? — спросила Рита озабоченно.

— Ничего.

— Ну… я же волнуюсь… Ты очень странно себя ведёшь. Должна быть какая-то причина…

Между бровей Риты собралась маленькая напряженная складочка. Она выглядела сейчас невероятно трогательно в своей тревоге за подругу, и если бы та не была эгоистично погружена в свои страдания, то, вероятно, смогла бы оценить это по достоинству…

— Да нет никакой причины, — Онки вытянула перед собой руки со сцепленными замком пальцами, — просто сама жизнь — по сути бестолковая беготня, что бы ты ни делал, всё равно умрёшь, и труды твои забудутся, начинания порастут плесенью, и дети твои, сколько бы ты их ни родил, тоже умрут…

Рита насторожилась.

— Ты что, проиграла? — спросила она, понизив голос. Она слишком хорошо знала подругу, чтобы думать, будто подобные настроения у неё могли быть вызваны чем-нибудь, кроме поражения.

Онки кивнула.

— Что сказали? — спросила Рита, сочувственно положив руку ей на плечо.