Ей снова удалось вогнать Малколма в краску. Своей пронзительной наивностью, непосредственностью, совершенно неожиданным отношением к тому, о чём она спрашивала…
— Нет, — ответил он, спрятав взгляд, — мне даже понравилось…
Онки надолго замолчала, задумавшись. Одной Всемудрой ведомо, какие мысли роились у неё в голове, пока она шла рядом, хмуро глядя себе под ноги и теребя завязки спортивной курточки.
— Мы на месте, — сказал юноша, остановившись возле небольшого деревца, одиноко растущего на территории огромного пустыря. Оно было покрыто крупными, глянцевыми, вот-вот готовыми лопнуть почками.
— Весна, — Малколм присел на корточки, — поздравляю тебя, — сказал он, обращаясь к своему растительному питомцу, — в этом году, будем надеяться, ты ещё немного окрепнешь…
Онки осталась стоять чуть в стороне. Она не отрываясь смотрела на юношу и, любуясь его очаровательной улыбкой, предназначенной, по-видимому, тоненькому саженцу, всё ещё думала об Афине Тьюри. Невольно представив, как та своими алчными полными губами накрывает хорошенький ротик Малколма, девчонка с трудом подавила приступ тошноты.
«Кровожадной богине Кали принесена очередная жертва…»
Онки беспомощно сжала кулаки. Первородная ненависть к злоупотреблениям сильных мира сего в этот миг проснулась в ней окончательно.
ГЛАВА 9
Весна размахнула свои роскошные вышитые рукава во всю ширь. Небо наполнилось птицами. Деревья на территории Норда зазеленели, сначала робко, пастельно, а затем всё сочнее и сочнее. Воспитанники друг за другом сбрасывали длиннополые пальто, куртки, теплые шапки, и по вечерам с футбольного поля доносился веселый гомон — приближался сезон игр. Солнце теперь подолгу стояло над гаражами, но даже когда оно закатывалось, ещё некоторое время было светло — медленно таяла на горизонте алая полоска, на фоне которой так четко вырисовывались клеточки металлической сетки, окружающей поле.
В один из вечеров, не слишком подходящих для футбола из-за некстати испортившейся погоды, Саймон и Онки сидели рядом на стволе изогнутого дерева возле игровой площадки.
— Ты какая-то мрачная сегодня, тебе грустно? Неужели ты так расстроилась, что сегодня не погоняешь мяч?
— Нет, — ответила она, запрокинув голову.
Саймон бессознательно тоже взглянул наверх. Над ними клубилось бледно-серое пасмурное небо, ветер приносил время от времени мелкие капли дождя.
— Мне не грустно, — сказала Онки, — мне страшно. Только это не настоящий страх, не такой, когда боишься боли или смерти, а другой… Но он не меньше выбивает из колеи.
— Чего же ты боишься? — спросил мальчик. Тонкие пряди волос щекотали его нежный лоб; недовольно сморщившись, он убрал их рукой.
— Не твоё дело, — отрезала она.
В разговоре с ним Онки всегда пыталась показаться жестче, смелее, независимее, чем была.
— Ну почему же не моё? Мы ведь друзья… — Саймона опечалило её недоверие.
— Разве ты сможешь мне помочь?
— А вдруг смогу.
Онки усмехнулась. Саймон уже привык к её высокомерию и сумел убедить себя, что, когда дружишь с девчонкой, иначе просто не бывает. Он ведь всего лишь мальчик — мальчик! — маленькое беззащитное существо, а она — ооо! — девчонки гордые и сильные, они здесь главные, они созданы порабощать мир, и ему ли спорить с Онки Сакайо…
— Я не хочу участвовать в следующем туре олимпиады по математике, — сказала она.
— Но почему? — удивился Саймон, — Ведь в предыдущем ты, кажется, победила…
— Вот именно! Я хочу, чтобы меня запомнили победительницей… — Онки снова запрокинула голову, сердитым сильным движением, мягкие волосы её рассыпались, очки подпрыгнули на носу. Врач совсем недавно прописал их ей, и Онки безумно стеснялась очков, но тщательно делала вид, что даже гордится ими — она решила, что так ей удастся избежать насмешек.
Саймон как всегда внимательно слушал её.
— На следующем туре будут более сильные соперницы, и я боюсь не устоять против них… Я почти уверена, что на этот раз не стану лучшей… Понимаешь?
— Ну и что? В этом нет никакой трагедии… Хотя бы попробуешь свои силы…
Онки повернулась к нему с таким холодным режущим взглядом, что он сразу понял: говорить этого не следовало…
— Ничего ты не смыслишь! — Онки сжала кулаки, — Я этого просто не вынесу… Для меня не быть первой — это позор! Надо придумать какой-нибудь предлог, чтобы не участвовать в следующем туре…
— По-моему страх куда позорнее поражения, — заметил Саймон.
Онки снова взглянула на него со сталью в глазах.
— Но так я хотя бы смогу думать про себя, что я победила бы, если бы участвовала…
— Твоё тщеславие порой граничит с глупостью, — отчеканил он, отворачиваясь. — Страх — это уже поражение. Ты можешь сколько угодно тешить себя иллюзиями, но от этого не станешь более сильным игроком.
Онки сделала вид, что не услышала этих слов, такое за нею водилось, она намеренно оставляла без комментариев все реплики Саймона, хотя бы отдаленно напоминающие советы, дабы показать ему, что для неё поучения маленького мальчика совершенно ничего не стоят.
Оттолкнувшись от ветки руками, она легко спрыгнула на землю.