И вдруг он точно проснулся. Слова Ираклия дошли до его сознания. Спустя несколько часов они выйдут в разведку, и если не подмерзнет снег, то идти в сапогах будет опасно. Он как-то не задумывался над этим простым обстоятельством, а теперь оно казалось ему очень важным и обеспокоило его. Действительно, а вдруг не подмерзнет?..
Из партбюро они возвращались более радостными, но попрежнему озабоченными. Аргаму казалось, что все вокруг изменилось. Никогда еще не было таким прекрасным усыпанное звездами небо, никогда не было такой таинственной ночи. И вот они готовятся к разведке. «Если погибну в бою, прошу считать коммунистом…»
Он и теперь думал о смерти. Но сейчас эти мысли не внушали страха, не заставляли трепетать сердце. Ему казалось даже, что он в силах бороться со смертью.
Вспомнились слова капитана Юрченко: «Высший героизм — это когда ты уничтожаешь врага, а сам остаешься в живых для новых боев!»
Правильно говорил комбат Юрченко! Но сам вот погиб…
Молча шагали бойцы рядом. Вдали, повиснув на парашютах, вспыхивали ракеты. Твердел снег под ногами. Ветер был холодным, покалывал лицо, словно в разгар зимы.
Аргам взглянул на небо.
— Улучшается погода.
— Вот если б еще туман… Но что бы там ни было, а с пустыми руками не вернемся.
— Ясно! — подтвердил Аргам.
Они спустились в овражек и зашагали лесом. В просветы голых веток виднелись клочья неба, мерцали звезды, скрываясь за деревьями, чтоб через минуту появиться вновь.
— Славная девушка Шура! — сказал вдруг Аргам. — И сразу видно, что любит тебя.
— Но она ни слова не пишет о любви. «Хочу, чтоб ты остался в живых! — пишет. — Встретились бы после войны». И все.
— Но это уже признание, — заметил Аргам тоном бывалого человека.
— Покрепче затяни ремнем кисть, чтоб не заныла при сильном ударе, — посоветовал Ираклий. — Хорошо, когда крепко стянуто запястье.
— Нож войдет и без того.
— Во всяком случае не помешает. Лимонка — вещь здоровая, но подчас кинжал лучше тем, что не производит шума.
— У меня он острый, испробованный, — ответил Аргам, — был в руках Медведева.
Медведев, известный разведчик дивизии, много раз приводивший «языка», был убит недели две назад, и не в разведке, а разрывом случайного снаряда. Кинжал его находился теперь у Аргама.
— Не под всяким седоком конь запляшет! Это Медведев был смелым и ловким, а не его кинжал, имей в виду, милый друг!
— Будем иметь в виду.
Весело переговариваясь, они дошли до землянки, где их ждали Каро, Игорь и Николай Ивчук, о красивой сестре которого теперь частенько вспоминали во взводе. Больше всех приставал к Ивчуку с расспросами о Шуре Игорь — и это вовсе не было шуткой, — до тех пор, пока Славин не. узнал, что кто-то опередил его.
И все же хороший парень Игорь, Ивчук никогда не станет на него обижаться. Пусть себе балагурит сколько хочет!
Когда вошли Ираклий и Аргам, Каро, раздобыв где-то шило и большую иглу, чинил валенки. Ивчук пристроился писать письмо, а Славин, лежа на спине, уставился в потолок, словно пересчитывал бревна.
— Готовьтесь, дорогие товарищи! — объявил Ираклий. — Надо поспать часа два перед выходом.
— Я все пробую, да ничего не получается, — отозвался Игорь. — Ну, точно влюблен — все время мне красивые девушки мерещатся. И в нашем городе были девушки, похожие на Шуру.
— Говорят, в Туле много красавиц, — вмешался Аргам. — Вспоминаешь, должно быть, какую-нибудь из них…
— Везде их много, — ответил Славин, — но здесь вот нет ни одной. Кроме шуток, товарищи, у меня мучительное желание слышать девичий голос, смех. Ничего мне не надо, ребята, честное слово, лишь бы какая-нибудь девушка здесь болтала, смеялась, пусть даже некрасивая, но с хорошим, милым голоском. «Да что вы, что вы!.. Хи, хи, хи… Не может быть!.. Ха, ха, ха!»
Славин говорил так серьезно, и лицо у него было таким сосредоточенным и мечтательным, что Ивчук перестал писать, а Каро, воткнув иглу в войлок, уставился на товарища.
— Никогда не бегал я за девушками, — продолжал Игорь, — ни в кого не влюблялся, но смех девушек и теперь звенит в ушах. И смеялись же, плутовки! Бывало играем в теннис или волейбол или ходим в лес по грибы так одного неловкого движения или некстати сказанного слова было достаточно, чтобы они залились. И у каждой свой смех. Если знаешь девушку — за полкилометра ее голос различишь! Как много и хорошо смеялись люди на свете!
От слов Игоря товарищам стало грустно: так нередко вызывают грусть веселые песни, напоминающие о радостных и светлых, но прошедших днях.
— Да, много на свете девушек смеется красиво! — мечтательно повторил Славин.
— Смотри, не очень мечтай, а то как бы ночью в яму не угодил, — пошутил Ивчук.
— Не беспокойся, мечтатель устремляется к небу, в яму он не попадет.
— И на небо попадать незачем, дела разрешаются на земле. Вот если валенки прохудились, то починить не мешает.
— Кончил? — спросил Игорь, обращаясь к Каро. — Ну, раз так, давай сюда иглу и шило!
— Кончайте-ка поскорей, отдохнуть надо, — напомнил Ираклий, пристраиваясь, чтоб написать письмо.
Сидя друг против друга, они писали: Николай — своей сестре, Ираклий — тоже ей, Шуре.