Дети большого дома

Небо незаметно светлело. Тускнела сиявшая слева на горизонте утренняя звезда. Постепенно яснее вырисовывались леса и гряды холмов в темнозеленом уборе. От утреннего ветерка покачивались кроны деревьев, легко колыхалась сочная трава. Все дышало свежестью и весенними запахами.

Вставала земля с умытым и чистым лицом. То свинцовой, то голубоватой лентой вилась река по зеленым лугам.

Приподняв головы над бруствером, Микола и Арсен оглядывали поле впереди. Настороженными и сосредоточенными казались бойцы; не переговариваясь, они занимали свои места вдоль окопа, некоторые крепко протирали глаза, чтоб разогнать утомление. Казалось, вся страна насторожилась, затаив дыхание.

Вспыхнула где-то позади белая ракета и с шипением погасла.

— Эге, братцы, начинается! — оглянулся на товарищей Микола.

Лицо его казалось землистым, словно окаменело. В эту минуту он казался не живым человеком, а массивной скульптурой воина, отлитой из свинца.

— Начинается! — отозвался Меликян, потирая рот левой рукой.

Загудела земля. Все небо затопили потоки огня, которые низвергались на противоположный берег реки. Предутреннее затишье сменилось оглушительным грохотом и гулом! Трудно было определить, откуда стреляют и какой это род артиллерии. Еще не взошло солнце, а утро было уже ослепительно светлым. Колыхалась земля, точно кто-то приподнимал и снова опускал ее. Сидевшие в окопах бойцы невольно оглядывались и видели тысячи языков вспыхивающего белого пламени. А впереди, там, где находился оборонительный рубеж врага и параллельно реке тянулся ряд холмов, поросших лесом, вставали скирды свинцового дыма, из-за которого ничего нельзя было разглядеть. Слух улавливал лишь смешанный гул и грохот, словно одновременно низвергались тысячи горных водопадов.

— Вот это работка! — заметил Бурденко и, разогнув спину, с автоматом на груди стал в окопе.

— Работа? — переспросил кто-то.

Микола взглянул на бойца, и по лицу его скользнуло подобие улыбки.

— Ну да, работа. А как же иначе назовешь?

Казалось, воздух накалялся от сплошного огня всех видов артиллерии. Казалось, что именно от этого и заалел горизонт слева.

— Ребята, саперы на реке работают! — крикнул кто-то.

Несколько человек высунулось из окопа, чтоб взглянуть на саперов.

— По местам, в окоп! Не выглядывать! — рявкнул чей-то голос.

Это был командир взвода лейтенант Сархошев. Бойцы вытянулись перед ним.

— Война вам не театр, — одернул их лейтенант. — Окопы не ложи, а вы не зрители! Наступит и наш черед.

Выступавший вперед подбородок Сархошева, казалось, дрожал; голова в каске чем-то походила на круглый барабан. Лицо комвзвода при окрике не выражало злобы; нельзя было подметить и тени энтузиазма в его маленьких глазках.

Достав из кармана папиросу, он чиркнул спичкой, чтоб закурить, но половина папиросы, обломившись, упала наземь. Нервным движением он отшвырнул пустой мундштук и обернулся к Меликяну:

— Меликян, сверни-ка цыгарку!

Спустя минуту Меликян протянул ему «козью ножку». Сархошев прикурил и, сделав одну затяжку, мучительно закашлялся. Швырнув цыгарку, он пошел вдоль окопов.

Все ожесточенней становилась непрекращающаяся артиллерийская подготовка. Над оборонительным рубежом противника стояли густые облака дыма, сплошь закрывавшие горизонт. Нельзя было разглядеть конца и края этой густой, непроницаемой завесы.

— Интересно — сколько дивизий участвует в бою? — спросил Аргам у Ираклия.

— Вся наша армия! — ответил тот. — А кроме этого, быть может, и другие силы нашего Юго-Западного фронта. Дело до Харькова дойдет!

— Вся армия… — медленно повторил Аргам.

Вся армия участвует в сражении! А их дивизия — лишь единица этой огромной величины, а батальон и их рота составляют малую часть ее…

Один из бойцов, должно быть, тот самый, что первым заметил саперов, наводивших переправу, тревожно крикнул:

— Смотрите, бьют по реке, прямо по саперам!

От рвущихся снарядов взлетали к небу и низвергались обратно огромные столбы воды, накрывая собой саперов. Под лучами восходящего солнца искрились фонтаны брызг, сверкала тонкая кромка радуги.

— Разрушил, мерзавец, понтоны! — прозвучал тот же голос.

Еще неистовей заработали «Катюши». Словно извергаясь из недр земли, заструился по небу огненный поток.

Прошло, быть может, пятнадцать или двадцать минут, но казалось, уже несколько часов сотрясалась и гудела земля, — таким страшным и грозным гулом был наполнен воздух.

— Самолеты, ребята, наши самолеты! — крикнул кто-то.

Стоявшие в окопах бойцы посмотрели на небо. В сторону врага журавлиной стаей направлялись советские самолеты. В общем шуме послышался грохот первой бомбежки, который затем с перерывами повторился много раз. Вот вернулась первая эскадрилья самолетов, а в сторону врага направились новые.

Вспыхнула белая ракета, и гортанный голос крикнул:

— В атаку, товарищи!

Это был Ираклий.