Дети большого дома

— Клава написала мне о вас подробно. Я случайно показал письмо члену Военного Совета Луганскому; он прочел его и говорит: «А вам известно, что Аршакян в нашей армии, у Яснополянского?» Вот я и привез Нюру познакомиться с вами.

Начальник штаба армии приехал в дивизию, разумеется, вовсе не для того только, чтоб познакомить Нюру с Аршакяном.

Генерал погладил голову внучки.

— Ну, что скажешь, Нюра, хороший дядя, а?

Девочка смотрела и улыбалась. Это был тот самый ребенок, имя которого слышали многие из бойцов, покидавших Харьков. Казалось, на весь город раздавался тогда горестный зов женщины: «Ню-pa, Ню-ра!..»

Отбившись от матери, девочка не растерялась. Она шла вместе с толпой, расспрашивая военных, не знает ли кто-нибудь генерала Зозулю. Это ее дедушка. И какой-то полковник доставил девочку к деду…

— Моя фронтовая подруга! — поглядывая на внучку, с улыбкой сказал генерал Зозуля. — Нюрочка, пойди в другую комнату, займись чем-нибудь. А мы, товарищи, перейдем к делу…

После совещания к Аршакяну подошел майор Коновалов и, дружески улыбаясь, вернул ему письмо Клавдии Алексеевны:

— Все понятно, прости, друг!

Тигран, улыбаясь, махнул рукой.

У него стало легко на душе. Какой бы суровой ни была жизнь, она интересна и желанна. Хороши были окружающие его люди, эти заснеженные поля, сегодняшнее синее и холодное небо!

Вместе с генералом Зозулей Тигран поехал на ближайшую станцию провожать Нюру. Девочку должен был доставить в Москву один из старших лейтенантов. В минуту отхода поезда Нюра, всхлипнув, кинулась на шею деду.

— Опять возьмешь меня к себе? Смотри, не обманывай! Когда фашистов прогоните, я приеду.

— Да, да, непременно! — шептал генерал, целуя внучку в голову. — Ну, прощайся теперь с дядей Тиграном.

Нюра взглянула на Тиграна, улыбнулась и вдруг, обхватив его ручками за шею, поцеловала в щеку.

Вечерам Аршакян отправился в полки. Солнце опускалось на заснеженные поля. Ветер был еще холодным и порывистым, но уже чувствовалось дыхание весны.

XLVII

В штаб полка для направления в разведку вызваны были из батальона Малышева два бойца. Еще трое прибыли из комендантского взвода. Разведчикам объяснили задание. В эту пятерку входил и Аргам, который перед уходом на разведку собирался подать заявление о приеме в партию.

Обладая «плавным слогом», как говорили товарищи и лекторы, Аргам сейчас точно утратил все свои способности. Разорвав уже несколько листков, он снова и снова принимался писать сначала. Что с ним случилось? Он понимал, что слова, которые собирался написать на этом полулисте бумаги, должны быть особенными. Он принесет клятву и возьмет на себя высокие обязательства. Перед ним была большая жизнь, суровая до жестокости, требующая от него много усилий. В одиночку не сумеешь перебороть ее трудности, многого в ней не поймешь. Но есть великая коллективная сила, не отступающая ни перед чем: это — союз миллионов самых честных волевых людей, это — партия. Подав сегодня ночью заявление, ты пойдешь на разведку, и товарищи должны почувствовать, что ты уже другой человек. Если завтра будет атака, ты обязан всегда быть с теми, кто первым поднимается под пулеметным огнем. Как писать о том, что ты готов ко всем испытаниям, что можешь стать человеком «особого склада», «скроенным из особого материала»?

Мигал свет коптилки. В неистовстве ветра, доносившегося издали, чувствовалось веяние весны.

Слышалась артиллерийская канонада.

Вошел Ираклий.

— Готово, Аргам? — спросил он.

С появлением Ираклия дрожь в сердце улеглась, обрели силу руки.

— Сейчас, — ответил Аргам и стал писать легко и быстро.

Он писал знакомые слова, звучавшие не раз в устах многих бойцов, впервые сказанные идущим в атаку безыменным бойцом в Халхин-Голе. Они повторялись, не старея, и каждый раз звучали по-новому. «Перед уходом в разведку прошу принять меня в ряды партии Ленина — Сталина кандидатом. Если погибну в бою, прошу считать коммунистом».

Закончив и мысленно повторяя эти слова, он подписал свое имя и фамилию. Если б Аргаму пришлось вслух прочесть заявление, то голос его дрогнул бы так же, как было во время принятия воинской присяги: «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, торжественно клянусь…»

— Возьми! — сказал он, подавая Ираклию бумагу.

Парторг взял заявление и документы. Чувствуя, как взволнован Аргам, Ираклий пожал ему руку.

— Уверен, что примут, заранее поздравляю!

Пожатие Ираклия было так сильно, что пальцы Аргама словно хрустнули. И откуда такая сила в маленькой руке Ираклия?

Они вместе направились в свой взвод. Небо было яркосиним. Рыхлый снег чавкал под ногами.

— А весна не за горами! — заметил Ираклий. — У нас уже, наверно, цветут абрикосы.

— Конечно, цветут! — радостно согласился Аргам. Он не совсем очнулся от своих дум и волнений.

— Вот если бы снег немного подмерз… В валенках пошли бы в разведку, без шума. А то в сапогах нехорошо.

— Конечно, нехорошо в сапогах, — подтвердил Аргам, не осознав в первый момент значения слов Ираклия.