Читаем Дети большого дома полностью

И все же весна пришла, пришла в бурном наступлении и безвозвратно! Освободилась от ледяных оков река, свободно выглянула на солнце обнажившаяся в тысячах мест земля; все уменьшаясь и оседая, растаяли и исчезли, словно сразу, за одну ночь, сугробы снега; появилась на холмах реденькая и блестящая травка, набухали почки на деревьях.

Через неделю-другую все кругом расцвело, пестрыми цветами покрылись холмы и поля, буйно поднялись кусты и травы, пышней стала листва деревьев.

Тонули в сплошной зелени хутора и села, пылали под майским солнцем островки пунцовых маков, раскачивались от взрывов снарядов. Черными пятнами на красных коврах оставались темные и глубокие воронки. Но сколько бы ни разрывалось снарядов и мин, сколько бы ни падало фугасок, нанося земле все новые и новые раны, — весна оставалась весною, роскошной и многоцветной.

— В жизни не видел такой весны! — говорил Алдибек Мусраилов.

Высунув из окопа голову, он прищуренными глазами окидывал поля, с нескрываемым восхищением любуясь пробуждением земли.

— Честное слово, не было такой красивой весны! — повторял он, сжимая губы и покачивая головой.

— Молодой ты еще. Вырастешь — многое увидишь! — отвечал ему Бурденко.

— Таких красивых мест не будет! — упорствовал Алдибек.

— По ту сторону их еще больше! — уверял Бурденко. — Вот дойдем до Днепра, перейдем на тот берег — тогда и увидишь красоту земли!

— Пойдем, увидим… — улыбался Алдибек прищуренными глазами. — И твой Чернигов увидим. Доберемся, не устанем, ноги у нас крепкие! — Он похлопал рукой по своим грубым сапогам.

Алдибек думал: «Такие ли красивые поля по ту сторону оборонительной линии, там, где засели фашисты?» Осенью, при отступлении, он пересек большие расстояния. Но то была осень, и то было отступление. Казалось, он прошел, так и не заметив тех мест. Мир по ту сторону Днепра был незнаком ему, притягивал его к себе.

Много воспоминаний, тоски и восторга всколыхнула в душе Арсена пробуждающаяся природа, но он никому не говорил об этом. Колхозник, любивший поговорить и поспорить, изменился, стал другим. Свои мучительные думы он таил в себе, почти не делясь с товарищами своими впечатлениями и переживаниями. Бывало лежат они с Бурденко бок о бок на поле. Кругом рвутся мины. Арсен замечает в открывшихся воронках светлокоричневые корешки растений, израненные, растерзанные. Он молча и печально рассматривает их. Или же идут они с Бурденко, и Арсен смотрит, по каким растениям ступает нога, не спеша останавливается, срывает зеленый стебель и. с наслаждением разжевывает его.

— Ты какую это травку жуешь? — удивляется Бурденко.

— Это синдз.

— Что-о?

Ну как ему объяснить названия трав и цветов, лишь на родном языке известных Арсену с детства?

— А это что? — спрашивает снова Бурденко, видя, что Арсен подносит ко рту другую травку.

— Это стебель сибеха. Понимаешь?

— Сибех, — повторил машинально Бурденко. — Уж лет сто знаю эту травку как ревень, а не знал, братец ты мой, что это сибех и ее можно есть.

— Вкусная травка сибех, — говорил Арсен. — Еще лучше, если с яйцом зажарить…

Микола смотрел на зелень.

— И ведь сколько этой травки — хоть в копны собирай!

Все здесь было: трилистник и кукушкин лен, подорожник и дикий чеснок, дикая мята в сырых впадинах и по берегам ручьев, мать и мачеха, синдз, сибех и много других безыменных, но знакомых растений, которые встречались Арсену каждой весной в родном краю на склонах гор и в долинах. Все это было милым, близким, словно лица любимых детей. И в селах тут те же деревья: яблоня и груша, черешня, вишня, слива — все они пышно цветут сейчас. А есть деревья, что и похожи и не похожи на деревья в Армении. На нашу иву похожа здешняя верба, но у нее гуще листва. Красивое дерево! Ранним утром, в сумерки или в лунную ночь листья ее кажутся серыми и издали напоминают листья пшата. Склоняя ветки, словно задумавшись над мирскими делами, отбрасывает она вокруг густую тень. Красива также растущая у берегов рек и ручьев осина с блестящими серебристыми листьями, и акация с густым ароматом, и кусты белых роз и жасмина подле домов и за околицей. Какая хорошая страна эта Украина!

Кровью обливается сердце Арсена оттого, что пустынны эти плодородные поля, что не шумят тракторы на них, не видно на пашнях колхозных бригад и звеньев, что не колосится пшеница на бесконечных просторах, а лишь буйно разрастается на них бурьян.

…Приказ о наступлении пришел сразу, несомненный, как весна, и желанный, как весна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза