Читаем Дети большого дома полностью

Выпустив руки Анник, Малышев продолжал ей улыбаться такой доброй, такой дружеской и светлой улыбкой, что Анник стало стыдно за свою вспышку.

— Отдохните-ка немного! — обратился Ираклий к Анник. — Ведь вы целый день в движении, под пулями раненых переносили.

— И правда, Анник, попробовали бы соснуть, а? — поддержал Ираклия Малышев.

«Они считают меня слабой, уставшей, — с горечью подумала Анник. — Быть может, даже напуганной».

— Нет, я совсем не устала! Вот только выйду из блиндажа, освежусь немного, — сказала она и вышла.

Но у самого входа в блиндаж Анник чуть не вскрикнула от неожиданности. В первую минуту ей показалось, что это сон, а не живой, настоящий, здоровый Каро с автоматом на груди и гранатами за поясом идет ей навстречу. Сдержав себя, она лишь тихо вздохнула:

— Каро…

Всего лишь несколько минут назад мысль о нем тоской сжимала ей сердце, он был причиной ее слез и радости. И вот он появился перед ней — такой осязаемый и хороший…

Заметив комбата и парторга, Каро не разрешил себе ответить на волнение и несдержанную радость Анник. Девушка поняла его и пропустила в блиндаж. Каро приветствовал капитана Малышева и, достав из сумки пакет, протянул ему. Не присаживаясь, Малышев вскрыл пакет и начал читать, потом перевернул листок и просмотрел какое-то место еще раз.

— Надо вызвать комиссара, — проговорил он как бы про себя, не отводя глаз от бумаги.

Затем поднял голову, взглянул на бойца, продолжая думать о чем-то своем, и повернулся к Ираклию:

— Пойдем-ка к комиссару вместе. А вы, товарищ боец, отдохните пока. Через час понесете доклад командиру полка.

Капитан Малышев мог, конечно, попросить комиссара зайти к себе в блиндаж. Но он этого не сделал. Анник показалось, что комбат узнал Каро и намеренно ушел, оставив их вдвоем. А в действительности причина была иной: комбат поторопился пойти сам, чтоб выиграть время; кроме того, ему хотелось лично проверить, что творится у него в ротах.

Не успели Малышев и Ираклий выйти за дверь блиндажа, как Анник крепко обняла Каро, осыпая поцелуями его лицо и глаза. Смущенный Каро бессвязно повторял:

— Анник… Анник! Ну ладно… Анник!

Анник смущалась, ей как будто и самой становилось стыдно, но рук Каро она не выпускала.

— Могут войти командиры… неудобно, — уговаривал Каро.

— Боялась не увидеть тебя больше… Не знаю, почему, но уже несколько дней меня мучил этот страх. Сядь рядом со мной, на этот выступ, поговорим, я хочу слышать твой голос!

Каро послушно уселся рядом с Анник. В блиндаже пахло увядшей травой. В щели стен кто-то засунул пучки полевых цветов — дикой гвоздики и колокольчиков. И кому это пришло в голову в пору самых горячих боев собрать цветы и украсить стены «дома» комбата? Издавали тонкий запах и зеленые ветви деревьев, которыми был устлан пол блиндажа.

Анник смотрела в глаза Каро и шептала еле слышно, словно кто-нибудь мог подслушать их:

— Ты не думай, что я боюсь. Совсем нет! Смерти я не боюсь. Попадет пуля в грудь или в лоб — и конец. Это же очень просто. Нет, не боюсь. Если даже прикажут, я не поеду в тыл. Мое место здесь, с тобой. Я не представляю себе, чтобы и ты сейчас оставался в Ереване, набирал книги… хотя бы даже самые хорошие и нужные!

Ну, говори же, Каро, говори! Скажи мне хорошее, теплое слово!

Каро обнял ее, крепко прижал к груди и тотчас же отпустил.

— Анник, милая… Говори ты, я послушаю. — И, не глядя на девушку, добавил: — Стосковался о тебе.

Анник быстро наклонилась, поцеловала его руки — грубые, пахнувшие землей, темные руки рабочего. Лоб у Каро был влажен. Не то от усталости, не то от волнения, он дышал с трудом.

— Я тебя вчера во сне увидел, — проговорил Каро, прижимая к губам пальцы Анник.

— И как — убитой, да?

— Нет, нет! Будто уже мирная жизнь. У нас в типографии комсомольское собрание, и ты пришла из райкома делать доклад. На тебе было красивое, нарядное платье. Прошла по залу к сцене, даже не посмотрела на меня…

— И ты рассердился, да? — прервала его Анник. — Неправда это, не могло быть, чтоб я не посмотрела на тебя. Я тебя вижу и тогда, когда ты далеко, когда тебя нет рядом со мной! Я всегда вижу тебя…

— И я, — тихо сказал Каро.

— Ну, а потом, потом?

— Потом ты начала говорить о книге «Как закалялась сталь», которую я набирал. И вдруг началась бомбежка. Все выбежали из зала, и я потерял тебя… А когда проснулся, и вправду бомбили. Это я задремал на минутку, сидя в окопе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Волкодав
Волкодав

Он последний в роду Серого Пса. У него нет имени, только прозвище – Волкодав. У него нет будущего – только месть, к которой он шёл одиннадцать лет. Его род истреблён, в его доме давно поселились чужие. Он спел Песню Смерти, ведь дальше незачем жить. Но солнце почему-то продолжает светить, и зеленеет лес, и несёт воды река, и чьи-то руки тянутся вслед, и шепчут слабые голоса: «Не бросай нас, Волкодав»… Роман о Волкодаве, последнем воине из рода Серого Пса, впервые напечатанный в 1995 году и завоевавший любовь миллионов читателей, – бесспорно, одна из лучших приключенческих книг в современной российской литературе. Вслед за первой книгой были опубликованы «Волкодав. Право на поединок», «Волкодав. Истовик-камень» и дилогия «Звёздный меч», состоящая из романов «Знамение пути» и «Самоцветные горы». Продолжением «Истовика-камня» стал новый роман М. Семёновой – «Волкодав. Мир по дороге». По мотивам романов М. Семёновой о легендарном герое сняты фильм «Волкодав из рода Серых Псов» и телесериал «Молодой Волкодав», а также создано несколько компьютерных игр. Герои Семёновой давно обрели самостоятельную жизнь в произведениях других авторов, объединённых в особую вселенную – «Мир Волкодава».

Анатолий Петрович Шаров , Елена Вильоржевна Галенко , Мария Васильевна Семенова , Мария Васильевна Семёнова , Мария Семенова

Фантастика / Детективы / Проза / Славянское фэнтези / Фэнтези / Современная проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза