– Жена моя беременна, и я боюсь за нее. Китхери невелики ростом, и Хэ’энала едва не умерла в последних родах – у ребенка была крупная задняя часть, как у всех Лаакс. Хэ’энала молчит о многом. Эта беременность была для нее особенно тяжелой. И я боюсь за нее и за ребенка. Ну и за себя заодно, – признался он. – Сандос, хочешь, я скажу тебе, что сказала мне моя дочь Софи’ала, когда узнала, что ее мать снова беременна? Она спросила: «А этот младенец тоже умрет?» Она уже потеряла двоих младших братьев. И считает, что младенцы должны умирать. И теперь я боюсь.
Он сел прямо там, где стоял, не обращая внимания на грязь и пепел.
– Некогда я был адептом Сти, – продолжил Шетри. – Третьерожденным и довольным жизнью. И теперь нередко тоскую по тем временам, когда в жизни моей были только тихая вода и заклинания. Но их должны петь вместе сразу шестеро адептов, и я думаю, что все мои собратья давно мертвы и нет единой души, способной выучить наш обряд. Прежде я считал, что мне несказанно повезло в том, что я стал отцом, но теперь… Когда ты любишь так сильно, это просто ужасно. Когда умер мой первый сын…
– Сочувствую твоим утратам, – проговорил Сандос, садясь рядом с ним. – Роды скоро?
– Через несколько дней, кажется. Но в отношении женщин можно ли быть в чем-то уверенным? Может, уже начались или кончились. – Он помолчал. – Мой первый сын умер от легочной болезни. – Он постучал себя кулаком по груди, так чтобы иноземцу было понятнее. – Но второй…
Он умолк.
– Говори же, – негромко сказал иноземец.
– Жрецы Сти известны… были известны своими снадобьями, умением лечить раны и, если нужно, помогать телу побороть болезнь. Я не мог видеть, как умирает Хэ’энала, и потому попытался помочь ей. Некоторые средства снимают боль… – Он не сразу сумел заговорить и с трудом докончил: – Ребенок родился мертвым по моей вине. Я только хотел помочь Хэ’энале.
– Я тоже видел, как умирает дорогое мне дитя. Я сам убил эту девочку, – просто сказал ему Сандос. – Это случилось в результате несчастного стечения обстоятельств, но ответственность все равно лежит на мне.
На востоке блеснула молния, осветив на мгновение лицо чужеземца.
– Так что, – проговорил Шетри полным сочувствия тоном, – ты меня понимаешь.
Оба умолкли, ожидая, пока звук грома докатится до них. Наконец иноземец заговорил негромким, но чистым голосом:
– Шетри, уходя на юг, ты многим рискнул. Чего ты ожидал от нас? Нас всего четверо, мы иноземцы! Чего ты до сих пор хочешь от нас?
– Помощи. Не знаю какой. Может быть… какой-то новой идеи, какого-то способа заставить их выслушать нас! Мы попробовали все, что смогли придумать, но… Сандос, мы теперь не представляем никакой опасности… ни для кого, – воскликнул Шетри, не стыдясь своего отчаяния. – Мы хотели, чтобы вы это увидели, чтобы рассказали это руна! Мы не просим у них ничего. Только пусть оставят нас в покое! Позволят нам жить. Если бы только мы могли спускаться чуть подальше на юг, где водятся
Нико уже пел:
–
Ночной ветерок уносил мелодию.
– Шетри, послушай. Руна любят своих детей не меньше вас, – произнес Сандос. – Эта война началась с той бойни детей руна, которую устроила милиция жана’ата. Что скажешь на это?
– Отвечу одно: пусть так, но наши дети не виноваты.
После долгого молчания Сандос наконец произнес:
– Я сделаю все, что смогу. Возможно, что моих усилий окажется недостаточно, Шетри, но я попробую.
– Доброе утро, Франс. – Эмилио поздоровался с пилотом таким невозмутимым тоном, словно с момента последнего сеанса связи ничего не произошло. – Мне хотелось бы поговорить с Джоном и Дэнни, если это вас не затруднит.
Голос Джона послышался едва ли не сразу:
– Эмилио! Ты цел и здоров? Где только тебя черти носят…
– Я же говорил, Джон, о той дополнительной миле, которую мне предстоит пройти, – непринужденным тоном продолжил Эмилио. – Если вы с Дэнни готовы спуститься сюда и подбросить меня с друзьями в нужную сторону, я предпочту пролететь ее…
– Не без объяснений, шеф, – проговорил Дэнни Железный Конь.
– Доброе утро, Дэнни. Я сейчас все объясню…
Карло оборвал его:
– Сандос, с меня довольно. Мендес не делится с нами почти никакой информацией, и я чувствую, что она лжет!