– Именно это я всегда говорила ей! – воскликнула Ариана, которой уже казалось, что человека этого она знает всю свою жизнь. – По правде сказать, – проговорила она, – мне кажется, что она просто успевает расстаться с ними раньше…
– …Чем они успевают бросить ее, – закончил он за Ариану.
Та скривилась, но призналась:
– Такая уж она у нас королева драмы! Ей-богу, она выходит замуж, потому что ей нравятся свадьбы. Видел бы ты, какие приемы она закатывает по таким случаям! Впрочем, наверное, скоро увидишь – она сейчас находится на гастролях с оперной труппой, и такие поездки обыкновенно не сулят ничего хорошего ее очередному мужу. Вот на нашей с Джанпаоло свадьбе присутствовали пятеро друзей и чиновник от магистрата – но через десять лет, в прошлом году, мы действительно с шумом отпраздновали десятую годовщину!
Потревоженный смехом и разговорами, младенец потянулся и пискнул. Умолкнув, они в тишине и покое ожидали, что будет дальше. Когда стало понятно, что ребенок, скорее всего, не проснется, Ариана снова заговорила, на сей раз очень тихо:
– Я забеременела как раз после смерти мамы. Помнишь, что у нас говорят на Новый год?
– Да. Я надеялась на то, что родится девочка. То есть получится, как если мама ушла и вернулась. – Она улыбнулась, пожала плечами, прикоснулась к пухлой, покрытой младенческим пушком щечке. – Его зовут Томмазо.
– А как умерла твоя мама? – спросил он наконец.
– Ну, ты знаешь, что она была медсестрой. И когда я пошла в школу, она пошла на работу. Ты прекрасно обеспечил нас, но она хотела приносить пользу.
Эмилио кивнул со спокойным лицом.
– В общем, началась эпидемия – возбудитель до сих пор не найден, хотя болезнь теперь распространилась по всему миру. По какой-то причине наиболее серьезно пострадали от нее немолодые женщины. Ее даже называли в Неаполе «болезнью бабушек», потому что она погубила очень много женщин старшего возраста. Последняя ее осмысленная фраза была такой: «Богу придется многое объяснить мне».
Утерев глаза рукавом плаща, Эмилио рассмеялся:
– Это истинно в стиле Джины.
Потом они долгое время молчали, слушая птичий щебет и разговоры вокруг.
– Конечно, – произнесла наконец Ариана, как если разговор не прерывался, – Бог объяснений не дает. И когда жизнь разбивает вдребезги твое сердце, тебе остается только замести осколки и начать все сначала, так?
Она посмотрела на Томмазо, мирно спавшего в своей коляске. Ощутив необходимость утешения в прикосновении к его теплому тельцу, она наклонилась и осторожно вынула ребенка, поддерживая одной рукой покрытый персиковым пушком затылок, а другой – крохотную попку.
После чего улыбнулась отцу и спросила:
– Хочешь подержать своего внука?
Однако отказаться не было сил. Посмотрев на свою нежданную дочь и на ее крошечного малыша – такого молочного, морщившегося в не знающем сновидений сне, – он нашел для них место в многолюдном некрополе своего сердца.
– Да, – произнес он наконец, удивленный, покорный и чем-то довольный. – Да. Я очень хочу этого.
Благодарности
Хочу еще раз представить вам несколько моих источников.
Понимание Джоном Кандотти Исхода 33:17–23 взято из Хатам Софер (цитируется по книге Лоуренса Кушнера «Искры под поверхностью»).
Генетик Сусуму Оно в реальной жизни преобразовал генетический код слизи, плесени и мышей в ноты; результаты, как сообщается, чем-то напоминают Баха, хотя гармония в последовательностях еще не обнаружена.
Необыкновенные автобиографии Темпл Грандин и Донны Уильямс были окном в аутизм, как и искренняя и прекрасная книга «Осада» Клары Клэйборн Парк.
Стихотворение, припев которого «Мясо непокорное…», «Контратака» Владислава Шленгеля, цитируется в книге Адины Блады-Швайгер «Ничего больше не помни».
Шон Фейн, как и я, узнал всю нашу химию от Бетти Каплан и из «Воды, льда и камня» Билла Грина, чья проза столь же прозрачно прекрасна, как и Антарктические озера, которые он изучает.
Когда я писала, у меня в голове часто звучали две песни: «Свидетельство» Робби Робертсона и «Beim Schlafengehn» Рихарда Штрауса.
Мора Кирби присутствовала при написании этой книги. Кейт Суини и Дженнифер Такер ежедневно помогали мне во время ее создания и были рядом; они научили меня быть жесткой.
Мэри Дьюинг не только учила меня писать, она также научила меня (и Нико) ценить оперу.
Дэвид Кеннеди, Айтор Эстебан и Роберто Марино помогли с Белфастским английским, эускарским и неаполитанским итальянским.
Моя инстинктивная реакция на критику – прятаться за печью и сосать большой палец; тем не менее следующие люди рассказали, что мне нужно было знать о ранних версиях этой книги, и каждый из них посоветовал, как улучшить ее: Рэй Бако, Мириам Годерих, Томаш и Мария Рыбак, Вивиан Сингер, Марти Коннелл, Элли Д’Аддио, Ричард Дориа – старший, Луиза Дьюинг Дориа, Род Тулонен, Кен Фостер, Кэти Колоннес, Паула Санч, Джудит Рот, Лесли Турек, Делия Шерман и Кевин Баллард.