Когда все закончилось, ее провели по празднично украшенному двору в маленькую комнатку со ставнями, где, растерзанная и взволнованная, она села слушать песни, сочиненные в честь четверородной Жхолаа Китхери у Даржан, самым невероятным образом вышедшей за третьеродного коммерсанта, которому никогда не удалось бы добиться отцовства, если бы не его иноземный слуга по имени Сандос.
И когда Жхолаа наконец родила этого ребенка, в происхождении его невозможно было усомниться, что, как она поняла, являлось единственной причиной ее собственного существования. Аналогичная судьба, по мнению Жхолаа, ожидала и ее собственную дочь. Дама Жхолаа даже не посмотрела на своего ребенка, в первые мгновения жизни младенца, высвободив руку из хватки повитухи, попыталась когтем разорвать горло ребенка – из жалости и отвращения. Потом, когда в ее комнату зашел ее брат Дхерай, чтобы сообщить о том, что ребенок родился калекой, Жхолаа нимало не расстроилась.
– Тогда убейте его, – равнодушно сказала она и пожалела о том, что никто не поступит аналогичным образом с ней самой.
Глава 6
Неаполь
Сентябрь 2060 года
Для того чтобы успокоиться после визита папы, потребовалось немало времени, и Эмилио Сандос только что уснул, когда внезапный стук едва не заставил его выпрыгнуть из постели.
– Боже! Ну кто там еще? – возопил он, снова падая на подушку. Утомленный, вновь оказавшийся в горизонтальном положении, он решительно зажмурил глаза и крикнул: – Уходи!
– Кому ты рекомендуешь уйти? Богу? – послышался знакомый голос. – Потому что я не вернусь в Чикаго.
– Джон? – Сандос выскочил из постели и локтями отворил высокие деревянные ставни. – Кандотти! – в удивлении проговорил он, высовывая голову в окошко. – А я думал, что после слушаний тебя отослали домой!
– Отослали. Сперва отослали, а потом передумали. – На подъездной дорожке стоял ухмылявшийся Джон Кандотти, обхвативший длинными костлявыми руками бумажно-пластиковую коробку. В косых лучах вечернего света длинный римский нос превращал его физиономию в подобие циферблата солнечных часов. – Но что это? Или нужно быть папой, чтобы удостоиться приглашения подняться наверх?
Сандос перегнулся через подоконник, опираясь локтями, лишенные нервов пальцы, словно черешки листьев плюща
– Что ж, поднимайся, – с театральной миной проговорил он. – Дверь-то открыта.
– Так!
– Весьма благодарен вам за то, что вы обратили мое внимание на этот факт, – проговорил Эмилио, причем английское произношение его вдруг напомнило про Лонг-Айленд, а не про Пуэрто-Рико. Надевая протезы, он сгибался над небольшим столиком. – Так почему бы тебе не взять бумагу и ножницы…
– Билли Кристал. «
– Ага. Больше всех мне понравилась голландская, «
– Если бы ты следовал моим советам, – произнес Джон с остатками смирения вдохновенного семинарского проповедника, – то понял бы шутки. Да и правящего Папу узнал бы, даже если он явился прямо к твоему порогу!
Сандос выпад проигнорировал, как игнорировал он сорокалетнюю прореху в восприятии современной истории, сначала по причине слишком большой слабости, не позволявшей ему знакомиться с ней, а теперь просто в связи с отсутствием желания признавать ее.
– Ты вообще понимаешь, насколько важно было то, что Геласий сам приехал, чтобы посетить нас? Я же говорил тебе… пора догонять время! Но разве ты когда-нибудь слушал меня? Нет!
«И сейчас не слушает», – понял Джон, посмотрев на Эмилио. Который за два прошедших месяца стал много лучше справляться с ортезами, однако процедура до сих пор требовала от него значительной концентрации.
– …А Джулиани стоит себе рядом, предоставляя мне полную возможность отдуваться за него! – бормотал Сандос, вправляя по очереди ладони в открытые механизмы, после чего махнул руками вперед, чтобы включить устройство. С тихим жужжанием пластины и электроника сомкнулись на его пальцах, ладонях и предплечьях. Он выпрямился. – Как-нибудь, Джон, я почувствую желание забить этого сукина сына мешочками с песком.
– Удачи, – пожелал Джон. – Кстати, я думаю, что у «Щенков» в этом году отличные шансы выиграть мировую серию.