Дети Божии

Эмилио взял листок правой, еще в ортезе, рукой и подвигал его перед собой в воздухе.

– Прямо на тромбоне играю! Мелкие буковки теперь, хоть убей, не вижу, – с прискорбием проговорил он, но наконец понял: – Жосеба Гастаиназаторре Уризарбаррена.

– Красота, – промолвил Джон.

– Рассказывают, что сам черт однажды попытался выучить баскский язык, – тоном просветителя поведал Сандос. – Нечистый сдался после трех месяцев, выучив всего два слова эускары: два ругательства, оказавшиеся к тому же испанскими.

– И как нам, простым смертным, следует звать его? – спросил Джон.

– Джо Альфабет? – предположил Эмилио, с зевком отстегивая второй ортез. – Первое имя его звучит как Жозе. Выговорить легко: Жо-се-ба.

Джон пару раз попробовал произнести полное имя и удовлетворился тем, чего сумел достичь, тем более что никто не ожидал, что он продвинется дальше трех первых слогов.

– Еще он эколог. И вроде бы неплохой парень. Слава Богу и за малые милости… так? Боже… прости! Я забыл о том, что ты очень устал, – проговорил Джон, когда Эмилио зевнул в третий раз за такое же число минут. – Все… ухожу. Ухожу! Отдыхай.

– До завтра, – проговорил Эмилио, делая шаг к постели. – И еще, Джон… я рад тому, что ты здесь.

Кандотти радостно кивнул и поднялся на ноги, однако на верху лестницы остановился и посмотрел назад, на Эмилио, слишком вымотанного для того, чтобы раздеваться и уже повалившегося на постель.

– Эй, – спросил Джон, – неужели ты не хочешь спросить меня о том, что я принес тебе в этой коробке?

Эмилио не стал открывать глаза.

– Так скажи мне, Джон, что ты принес в этой коробке? – послушно проговорил он. – Правда, мне на это насрать.

– Письма. И прочую бумажную хрень. Почему ты не читаешь свою почту?

– Потому что всех моих знакомых нет в живых. – Глаза открылись. – И кто, по-твоему, будет писать мне? – обратился к потолку Сандос с деланым изумлением. И немедленно восхитился пришедшей мыслью. – А что, Джон, я, наверное, получаю предложения трахнуться от бывших заключенных мужского пола!

Кандотти фыркнул, удивленный самой идеей, однако Сандос, восхищенный несомненной абсурдностью подобного предположения, приподнялся на локтях, лицо его просветлело, вся усталость мгновенно улетучилась.

– Мой дорогой Эмилио, – начал он и, перевалившись на спину, продолжил непристойную и чрезвычайно бойкую импровизацию на широкую литературную тему тюремной романтики, заставившую Джона задохнуться от хохота.

Наконец, когда поток красноречия иссяк, Джон утер глаза, отдышался и воскликнул:

– Ты ужасный циник! У тебя много друзей на Земле, Эмилио.

– Не надо, Джон. В настоящее время из всех пороков я способен только на цинизм и сквернословие. Для всего прочего необходимы силы или деньги.

Кандотти снова расхохотался, велел Сандосу прочитать двое четок в порядке покаяния за явным образом нечистые помыслы, помахал на прощание рукой и начал спускаться по лестнице. Он уже намеревался выйти из домика, когда услышал, что Эмилио зовет его по имени. Не отрывая ладони от ручки двери, все еще ухмыляясь, он посмотрел наверх, в сторону комнаты Сандоса. – Да?

– Джон, мне… мне нужна помощь.

– Конечно. В чем угодно.

– Я… мне придется подписать кое-какие бумаги. Я ухожу, Джон. Я покидаю Общество.

В высшей степени ошеломленный, Кандотти привалился к дверному переплету.

Спустя мгновение Сандос продолжил голосом негромким и нерешительным:

– Можешь ли ты пристроить к моей руке ручку, так чтобы я мог удержать ее? Как ты сделал с бритвенным станком, а?

Поднявшись до половины лестницы, Джон остановился, как и Сандос не желая вести этот разговор лицом к лицу.

– Эмилио. Вот что… Ну, хорошо, я понимаю твои обстоятельства – ну, в той мере, в которой их может понять посторонний. Но ты уверен? Я о том, что…

– Я уверен. Сегодня днем я принял решение. – Подождав, Кандотти услышал: – На моей совести и так много всякого дерьма, Джон. Я не хочу добавлять к нему ложь. Никто не сможет осудить меня за все содеянное и за то, что после всего этого я считаю себя священником. Это будет нечестно.

Джон тяжело опустился на ступеньку лестницы и закрыл руками лицо… Тем временем Эмилио продолжил:

– Как мне кажется, это должно быть какое-то подобие клинышка, который будет удерживать ручку под углом, так? Новый ортез неплох, однако тонкая моторика ко мне вернулась лишь отчасти.

– Ага. Хорошо. Без проблем. Что-нибудь придумаю.

Джон поднялся на ноги и направился вниз по лестнице, как будто постарев на десять лет за эти пять минут. Шагая вразвалочку по дорожке в сторону главного дома, он услышал голос Эмилио, доносившийся из слухового окошка:

– Спасибо тебе, Джон.

И, не оглядываясь, безнадежно помахал рукой, зная, что Эмилио не может видеть его.

– Конечно. Честное слово, – прошептал Джон, ощущая неприятное ползучее прикосновение морского ветерка, высушившего слезы.

Глава 7 город Инброкар

2046 год по земному летоисчислению

Ошибка его, если этот поступок действительно стал ошибкой, заключалась в том, что он решил посмотреть на ребенка.