Дети Божии

– Во всяком случае, когда она завизжала, я понял, что хоть кто-то обращает на меня внимание! – выкрикнул Хлавин, пьяный и беспечный, когда Селикат стала отчитывать его за скверное обращение с наложницей во время соития. – Я невидим! И вообще, может быть, я – не я, а Жхолаа! Здесь нет ничего реального. Все важное находится не здесь.

Немногие рештари смели посмотреть себе в лицо и старались полностью забыться в напевном самогипнозе ритуала Сти.

Но Хлавин нуждался в полноте, а не в ограниченности бытия. Некоторые рештари являлись людьми плотскими, не любившими сражений или закона и искренне предпочитавшими ученые занятия; таковые продолжали свое образование под руководством старших, и из их рядов выходили архитекторы, химики, инженеры всякого рода, историки, математики, генетики, гидрологи. Но Хлавин не был ученым.

Селикат получила исчерпывающее образование, и она знала все симптомы помутнения ума. Не зная выхода из этой ловушки, Хлавин погубит себя тем или иным образом… Существовала одна возможность… Она долго не решалась обратиться к ней, надеясь, что тот сам отыщет запах, по которому следует идти.

Селикат приняла решение в тот вечер, глядя на Хлавина со стороны, когда он слушал народные хоры Гайжура, и древние канты наполняли воздух во время заката второго солнца. Давно известно: сведи двоих жана’ата на расстояние в пол ха’aра в это время суток – и с неизбежностью наступления тьмы сам собой затеется хор. Все гармонии были основаны на двух голосах, для третьего голоса места не было. Она так и не сумела выбить из Хлавина музыку. Он не имел права петь, однако выглядел довольным, только когда пел, и она могла слышать его при правильном ветре, ведущего по желанию или доминирующую мелодию, или контрапункт к ней, украшавший оригинальные тона хроматическими элементами, подчеркивавшими или отрицавшими линию баса. И когда угасли последние ноты и померк вместе с ними солнечный свет, она подошла к нему и заговорила, не беспокоясь о том, что их может подслушать кто-то еще:

– Помнишь ли ты, мой господин, как однажды спросил меня: что было бы, если бы Хлавин Mра родился третьим?

Хлавин поднял голову и посмотрел на нее.

– В таком случае, – сказала Селикат со спокойной уверенностью, – он стал бы петь.

«Почему она сделала это?» – спрашивал потом себя Хлавин. Конечно же, руна пользовались таким способом, чтобы принести себя в жертву своим господам. К тому же Селикат оставалось жить чуть менее года: ей и так было уж почти пятьдесят лет – старость даже по меркам придворных руна. Возможно, она просто ненавидела бессмысленные потери и знала, к какому итогу он придет, если не сможет высвободить то, что содержится в нем. Возможно даже, что она подлинно желала ему счастья и знала, что без музыки ничего в его жизни не состоится… Как бы то ни было, рунаo, воспитавшая Хлавина Китхери, решила наделить его последним даром.

Потрясенные ее словами, оба они умолкли. И, старательно прислушиваясь к красноречивым звукам собственного дыхания, услышали приближающиеся шаги, заранее зная исход.

– Он превратил бы свою жизнь в песню, – окликнула его Селикат, когда ее уводили, – из чего бы ни была она сделана!

Это были последние обращенные к нему слова Селикат, а Хлавин Китхери старался чтить память своей наставницы.

Почти с самого начала он рисковал. Обратившись к концентрированной свирепости своих предков, Хлавин Китхери избавился от юных дураков, с помощью которых его братья надеялись притупить его разум, и призвал к себе физиков, математиков, музыкантов, бардов, окружив себя людьми любой касты и возраста, от которых можно было чему-то научиться. Для начала он потребил кости и мясо ритма, гармонии и образности. А потом, утолив самый отчаянный голод, обратился к деликатесам сольфеджио: темпу, ритму, складу, паузам; тональности, равновесию, обертонам; длительности звучания гласных и ударению, взаимодействию лингвистических и музыкальных структур.

Довольные столь способным учеником, преподаватели считали Хлавина одним из собственной братии – теоретиком и толкователем традиционных кантов. И естественным образом пережили потрясение, когда он пропел вслух музыкальную фразу, чтобы проверить собственное понимание… о сем было донесено кабинету Высочайшего, однако приватно они приняли это толкование. А кроме того, отметили, что Рештар обладает удивительным голосом: гибким и чистым во всем своем необычайно широком диапазоне. Действительно жаль, что его не может послушать более широкая аудитория…