Гвикка резко обернулся к говорившему, чтобы увидеть опирающегося на копье Одина Оттара Черного. Скальд Хеймдаля внезапно показался Скагги постаревшим не на один десяток лет.
— Едва ли возможно убить того, кого вы сами убили уже дважды, — и, прочитав догадку на лице Гвикки, Оттар Черный кивнул.
Вестред. Эгиль. «Пока я жив, он бессмертен», — бессвязные обрывки слов и мыслей водоворотом кружились в голове ученика целителя, в то время как он, как можно незаметнее, оглядывал собравшихся в поисках скальда Одина. Эгиля среди собравшихся не было.
— Он был не один, — добавил, как бы оправдываясь, Бьерн. Сигварт только молча указал на то, что некогда было человеческим телом. Теперь оно превратилось в такое месиво, что желудок Скагги не выдержал отвратительного зрелища, хотя ему пришлось уже немало повидать за долгую битву. Еще несколько франков лежали рядом кучей раздробленных черепов, внутренностей, отрубленных рук и ног. Чтобы не видеть этого, он перевел взгляд на Грима, лицо которого хранило какое-то странное отсутствующее выражение, а глаза были закрыты, как будто за маской отстраненности скальд Локи пытался скрыть бушующую в его душе внутреннюю борьбу. Внезапно Карри с удивительной ясностью произнесла:
— У меня есть к тебе одна просьба.
Никто сперва не понял, к кому именно обращается гаутрек, потом над ней склонился Гвикка.
— Мои люди не должны остаться без вожака.
— Если они согласятся, я с открытым сердцем приму их.
— И еще… Я потерпела поражение… — Голос ее все слабел, и Ирландцу пришлось опуститься на колени. — Вам победить там, где проиграла я…
— Это не было поражением… — впервые заговорил вдруг скальд Локи, но Оттар положил ему руку на плечо, заставляя замолкнуть.
Скагги не мог оторвать глаз от лица Карри в надежде запомнить черты его такими, какими они были в жизни, а не такими, какими они станут, когда дочь Асгаута перейдет последнюю черту, и все же краем глаза заметил, как придвинулись к Квельдульву дети Брагги, будто в попытке скрыть какую-то тайну.
— Возьми мой плащ… Укрепи его на копье, — теряя силы, гаутрек повысила голос, чтобы ее слышала ее дружина, — как это делали в древние времена!
По ее рукам пробежала дрожь, веки прикрыли глаза, которые уже не видели света дня.
— Скагги? А ты откуда здесь? — В голосе ее прозвучала нотка удивления. Придвигайся ближе к огню, дружок. Становится холодно…
Гвикка осторожно опустил голову Карри на траву, не отводя от нее взгляда, словно не веря в то, что случилось. Подобно любому из них, он много раз видел смерть, но почему-то эта, казалось, была выше его понимания. Затем Ирландец поднялся, подобрал залитый кровью плащ Карри и оглянулся в поисках копья. И внезапно, приняв какое-то решение, шагнул к все так же весело потрескивающему тисом костру.
В полном молчании, и как почудилось вдруг Скагги, под безмолвное одобрение скальдов, Ирландец без малейшего усилия выдернул из земли священное копье Всеотца, чтобы ловко закрепить плащ на серебряном наконечнике. Покончив с этим, он сделал шаг из Круга, поднимая копье над головой, так чтобы все воины из дружины дочери Асгаута увидели свое новое знамя.
Скагги, наверное, ожидал бы какого-нибудь клича или призыва, но Гвикка не проронил ни слова. Так же безмолвно сомкнулись вокруг него воины. Ирландец остановился лишь на мгновение, чтобы, едва не поранив лошадь, вырвать из притороченных к седлу ножен тяжелый меч. Одиново копье принял, в свою очередь, Сигварт. В прорехе меж облаков вынырнуло вдруг белесое солнце, луч его светлой полосой лег на запятнанный кровью плащ, ослепительно отразился от серебра…
Блеск этот вырвал из оцепенения Квельдульва, который одним — волчьим прыжком сумел преодолеть с десяток локтей до насмерть перепуганного вороного Гвикки, чтобы стать подле Ирландца.
Взметнулся, почти развернулся на ветру окровавленный плащ.
Спустившись со склона, отряд двинулся было к середине поля, потом стал забирать левее, и Скагги вдруг сообразил, что это Грим решил попытаться направить слепую ярость этих людей на помощь теснимым отрядам Орма. Бросив последний взгляд на детей Брагги, будто прося извинения за что-то у Амунди-травника, его ученик устремился вслед за уходящей дружиной. «Мармир! Мармир! — вырвалось разом наконец из многих дюжин глоток. — Ма-а-армир!»
И этот крик оказался много страшнее всего, с чем приходилось столкнуться франкам. Несколько оркнейских воинов Орма примкнули к ведомым яростью дружинникам Карри, подхватили призыв, не понимая его подлинного смысла. Расширяющимся клином пристроились за ними воины какого-то из разметанных врагом отрядов конунга, что защищали лагерный вал.