Дети Бронштейна

Отец с Квартом, схватив Хепнера с двух сторон, вели его по лесной тропинке, а Ротштейн пошел вперед и следил на каждом повороте, не идет ли кто навстречу. Можешь себе представить — так сказал Кварт, — до чего приятно чувствовать на своем плече руку надзирателя. Вдруг из кустов выскочил какой-то ребенок, следом появились и родители. Увидели, как двое пожилых людей тащат человека, явно пострадавшего, и спросили, не надо ли помочь. Кварт от ужаса язык проглотил, а отец спокойно поблагодарил их, заверив, что справятся сами. На том вся семья удалилась в направлении озера, а они без помех потащили пленника дальше. Особенно интересным в этом происшествии было, по словам Кварта, поведение Хепнера: он поостерегся выдавить из себя хоть единый звук. Кивал, когда отец отказался от помощи незнакомых людей, а когда они двинулись дальше, казалось, испытал облегчение сильнее всех остальных.

— Но разве не ясно было, что он именно так себя поведет? — перебил я.

Отец, оторвавшись от изучения меню, посмотрел на меня с отвращением. Кварт ответил:

— Ясно-то ясно, но если на кону годок-другой тюрьмы, то все-таки разница: или тебе что-то кажется вероятным, или это действительно произошло.

Официант подал горячее. Кварт заказал себе кусок мяса, который официант сбрызнул спиртом и поджег на наших глазах. Он и тут исполнял все движения с нарочитой ловкостью, Кварт наблюдал за ним восторженно и гордо. Отец, наоборот, постукивал пальцами по столу. Для меня же этот миг явился верхом счастья, я вот уже сколько дней не ел ничего горячего. В последующие минуты все внимание я посвятил исключительно еде.

Кварт снова и снова требовал ответить: вкусно ли нам? Отец только кивал, а я, доставляя Кварту удовольствие, принимался нахваливать свое блюдо. В конце концов отец рявкнул:

— Так, раз и навсегда: очень вкусно!

Лишь наевшись до отвала, я смог отвлечься от тарелки. Кварт держался со мной внимательно и дружелюбно, однако, я чувствовал, всерьез меня не воспринимал, уделяя внимание лишь оттого, что я по воле случая сын его сообщника. На какое-то мгновение мне тоже захотелось присоединиться к ним. Спрашиваю у Кварта:

— Этого человека ищут, так?

— С чего ты взял?

— Его семья давным-давно заявила в полицию. Значит, его ищут.

— Ты знаешь, что у него есть семья?

— А почему нет?

— Ладно, давай дальше.

— Его разыскивают, полиция найти не может. Потом вы его отпустили. Он вернулся домой, но по известным причинам вынужден молчать. Однако история на этом не закончилась.

— Как?

— Совсем не закончилась. В полиции спросят: где ты был? А что ему ответить?

Кварт долго и, как мне показалось, тревожно смотрел на отца, пока тот не ответил вместо него:

— Можешь об этом не волноваться.

Я сказал Кварту:

— Вот так он все время разговаривает: отговорки да пустые слова.

Отец не успел еще взъяриться, как Кварт вмешался, сказав ему, что беспокойство за отца естественно для сына, а мне — что осторожность для них на первом месте, на это я стопроцентно могу положиться.

— Думаешь, мы сами не знаем, что находимся во вражеской стране? — прошептал он.

— Зачем ты оправдываешься перед сопляком? — бросил отец.

А я сказал:

— Да уж, вы исключительно осторожны: тогда я вошел в дом, теперь Хепнер выскочил у вас из окна.

Не сумел я сдержаться. Надо бы небеса благодарить, что о моем вторжении уже никто не вспоминает, а я сам его приплел, да еще обозвал неосторожностью.

Кварт сказал, что они сделали выводы и теперь знают точно, как поступать. Прозвучало это так, словно они смирились с фактом моего прохода через незапертую дверь. Правда, пленнику это ничего хорошего не сулило. Я спросил, что с ним будет дальше.

— Зачем тебе знать? — ответил Кварт вопросом на вопрос.

— Затем, что он много о себе воображает, — проронил отец.

А Кварт свое:

— Ну отпустим мы его, тебе-то что? Или, наоборот, повесим — что тебе до него?

Отец не унимался:

— Чем ты с ним вежливее, тем больше он наглеет. Ты же слышишь, какое хамство он себе позволяет!

— Нет, — сказал Кварт.

— Сначала вламывается в дом, а потом нас же упрекает в неосторожности!

— Давай потише.

И Кварт огляделся по сторонам.

— Бывают такие люди: пока десять раз не выгонишь, не уйдет. Вот он из них, — добавил отец.

Мне вдруг подумалось, что они могли между собой сговориться и из-за дружелюбия Кварта я оказываюсь совсем не защищенным от отцовских оскорблений.

— У нас разные точки зрения, это вполне естественно: ты ведь не был в лагере, — заключил Кварт.

Отец не мог дольше терпеть этого перешептывания. Он встал, взглянул на Кварта столь же презрительно, сколь и на меня, и направился в сторону туалета.

— Злится, что вы так спокойно со мною разговариваете, — прокомментировал я. — Он считает, на меня можно только орать.

Кварт тронул рукой мое плечо. Не глядя друг на друга, мы молчали, пока не вернулся отец. Со столика тем временем все убрали.

— Ну что? — обратился отец к Кварту. — Ты попросил его быть ко мне снисходительней?