Дети Ченковой

В городок Л. пришла бедная мать с двумя детьми. Она поставила их на рынке, чтобы продать…

Мы узнаем Зузану. Она стоит, прислонясь к телеграфному столбу, к ней жмутся Мишо и Ганка. Мать готова продать их. Не потому, что, может быть, не любит. Наоборот, именно потому, что очень их любит. Ее материнскому сердцу больно при виде детских страданий, ведь дети ни в чем не виноваты, и она предпочитает потерять их. Она предлагает их за деньги или даром, — как угодно! — лишь бы их где-нибудь пристроить. Она готова работать как вол. Вот и стоит измученная Зузана и еле слышно предлагает свой живой товар:

— Милостивый пан, купите… возьмите… детей.

— Милостивая пани, купите… возьмите детей.

Но милостивые господа проходят мимо. Ну кому вместо борзой собаки или ангорской кошки придет в голову для забавы взять детей? Так у Ченковой рушится последняя надежда. Темнеет в глазах. Голова разламывается. Разрывается сердце. Подкашиваются ноги. Но никому до нее нет дела.

Никому? Найдется ли понимающий ее человек? Есть! Есть! Вон он уже подходит… Он уже близко… Он что-то говорит…

— Что вы тут стоите? Что тут делаете? Пошли со мной к начальству!

Полицейский!

Ченкова не протестует и покорно идет. Она подчиняется приказу. Ей все равно. Она даже в толк не возьмет, в чем дело. Нет у нее силы. Ее поддерживают с одного боку Мишо, с другого — Ганка. Они ведут мать. Полицейский шагает следом за ними.

— Вот сюда, по этой лестнице, вторая дверь! — приказывает он.

Желание Зузаны осуществляется.

Полицейский докладывает о бездомной женщине, которая продавала на площади своих детей. Он привел ее вместе с товаром.

— Почему же вы не торгуете чем-нибудь другим? Продавать детей?! Ведь это безнравственно, недопустимо! Наконец, незаконно торговать людьми, разве вы не знаете этого? Есть соответствующий закон! — поучает и грозит чиновник. — Вас следует отдать под суд!

— Под суд? — ужасается женщина, осознав слова чиновника, и приходит в себя. — Под суд? Господи, за что же?

— За продажу детей!

— Я ими не торгую! Даром предлагаю! Спасти их хочу! Если не отдать, ведь они от холода и голода погибнут!

— Ну, ну, ну! Будто так уж и погибнут от холода и голода. Как они могут погибнуть от холода и голода? У нас ведь существует государственное попечительство над детьми!

* * *

Итак, Мишо и Ганка попадают под охрану попечительства над детьми. А что с ними делать? Приют в Кошице переполнен. Куда направить детей? Отправим-ка их в Братиславу. Пусть там сами решают, как быть.

И Зузана Ченкова одна возвращается к Эвичке в сарай.

В ПОЕЗДЕ

На станции, как всегда, шумно. Поезда приходят, останавливаются, уходят. Люди здороваются и прощаются. Смеются и всхлипывают. Плачет старик, провожая своих детей в чужие края на заработки, плачет старушка, у которой пыхтящий паровоз унесет сейчас служить в армии единственного сына, единственную ее опору на старости лет.

Работы у железнодорожников по горло. Идет сортировка вагонов: их отцепляют от одного поезда, чтобы прицепить к другому. Только что освободили главный путь. В конце станции открывается семафор. Подан сигнал, что путь для поезда из Кошице свободен.

В зал ожидания входит служитель. Он звонит в колокол и восклицает:

— Пассажирский поезд на Ружомберок, Кральованы, Врутки, Жилину, Братиславу! Посадка на втором пути!

— Это наш! Идите! — произносит женщина, сопровождающая Мишо и Ганку.

Дети идут. Они стараются ни на шаг не отставать от своей спутницы. Ведь дети никогда еще не ездили в поезде. И так далеко сейчас поедут! В Братиславу… Им как-то не по себе. Что-то их ждет там, в незнакомом мире?

— Попрадская минеральная вода, вино, пиво, ветчина, колбаса, шоколад!.. — кричит продавец, предлагая свой товар пассажирам.

— Посадка! Посадка! Скорей! Скорей! — торопят проводники. — Готово!

Заливается свисток, в ответ слышен паровозный гудок, паровоз пыхтит, выпуская пар, вагоны дергаются, и Мишо с Ганкой удивленно смотрят в вагонное окно, когда вокзал начинает двигаться, убегает куда-то назад, исчезает из глаз… Исчезает не только станция, но и люди, и железнодорожники! Вон и деревья бегут вдоль дороги, и поля, и луга, и горы… все мелькает, приходит в движение! Что же это такое? Дети стоят, их спутница даже сидит на скамейке!.. Как все необыкновенно в этом поезде!..

Паровоз поет, колеса танцуют, и все вместе сливается в красивую мелодию: тра-та-та-та-та, тра-та-та-та-та… та-та…

В окне мелькают вербы, дом, заборы, деревня… На севере плывет панорама скалистых Высоких Татр, на юге бегут вперегонки отроги Словацкого Рудогорья, а между ними летят пространства и проносятся равнины занесенных снегом лугов и полей.

Вдруг паровоз стихает, тормоза скрипят, перестают стучать колеса. Несколько человек выходят из вагона, несколько — входят. «Прощайте» и «Добрый день». Поезд минует станцию за станцией.

Вот уже он достигает наивысшей точки железнодорожных путей Словакии — станции Штрба. Девятьсот один метр над уровнем моря! Здесь выходят пассажиры, направляющиеся к Штрбскому озеру.