Дети декабря

Но глубокой ночью – экран мерцал, грудастая девица в комбинации соблазняла холёного самца в смокинге, – Смятин проснулся. Страшная фраза билась и звенела в его голове, как язычок в адском колоколе. «Сатана, приди в мой дом! Сатана, приди в мой дом!» – клокотало, пылало внутри, и Смятин не мог унять это дьявольское наваждение. Пытался думать о чём-то другом, листал телеканалы, но жуткий призыв был, казалось, повсюду. Смятин покорился ему, повторяя, как зачарованный, жуткие слова вслух. Часы показывали 3:15. Истерзавшись, Смятин наконец уснул, измождённый страхом. Ему мерещились булавки и гвозди, из другого сологубовского рассказа.

А утром пришло эсэмэс: жена решила задержаться у тёщи на неделю. Раньше бы это воодушевило Смятина, но теперь, после ночного приступа, он испугался. Фраза, одолевавшая его ночью, стихла, но эхо её ещё блуждало в тяжёлой, мутной голове.

* * *

Следующая неделя оказалась одной из самых изматывающих в жизни Смятина. Днём он спасался работой, но перед сном, не в силах сдержаться, вновь и вновь призывал Сатану. Мышцы выкручивало, гнилостный запах бередил ноздри. Смятин сидел при включённом свете, потел и накачивался купленным после работы полусухим вином. Желудок наполнялся кислотой, душа – одиночеством. Утром Смятин просиживал в туалетной комнате дольше обычного.

– Что-то ты бледный, Смятин, работаешь много? – хохотнул шеф, мордатый колкий мужик. Он носил золотые перстни и широкие галстуки холодных тонов.

– Наверное, Семён Григорьевич, – неловко кивнул Смятин и тут же выскочил в туалет.

В зеркальном отражении он увидел испуганного мужчину, почти лысого, хотя ему ещё не было и тридцати пяти. Но чёрные глаза-пуговицы всё больше превращались в истлевшие угли.

Вечером Смятин пошёл к морю, вычитав, что оно лечит душу. Замёрзший, он бродил по пустынному берегу. У заброшенной воинской части на него бросились две лохматые псины. Сдавленный испугом, Смятин застыл, думая, что так твари оставят его в покое, но клацающие челюсти приближались и пришлось отбиваться камнями. Псы, завывая, скрылись. Смятин приехал домой окончательно испепелённый.

Позвонил жене. Та не взяла трубку. Смятин набил эсэмэс: «Приезжайте завтра». Подумал и отправил следующее: «Очень соскучился, люблю».

Той ночью Смятин видел сон. Он поднимался по лестнице к себе на четвёртый этаж, но на третьем, из-за угла, на него вдруг бросилась чёрная тень. Она походила на горбатого высокого человека в плаще. Тень душила, терзала, смешивая панику с болью. Смятину показалось, что он, рухнув, летит между лестничными проёмами вниз. Закричав, он проснулся.

Утром приехали жена и дочки. Смятин играл с детьми, целовал жену и не обращал внимания ни на какие её обычно раздражавшие заскоки. А после, взяв передышку, отправился прогуляться: сначала в жиденький парк, затем в кабачок «Зер Гут». Подошла белокурая официантка в баварском костюме. Протянула глянцевое меню, достала аккуратный блокнотик. Смятин второпях попросил чая.

– Чайничек? – уточнила белокурая официантка.

– Да, да, – торопливо согласился Смятин, осматривая заведение в поисках чёрной тени.

– Зелёный, чёрный?

– Зелёный.

– С жасмином, ромашкой…

– Просто зелёный чай, – раздражаясь, перебил Смятин. Официантка ушла, чуть покрасневшая.

Бармен щёлкнул пультом, меняя канал. «Челси» играл с «Лестером». «В раю футбольный Кубок выигрывает „Лестер“», – вспомнил Смятин из Джулиана Барнса. Официантка принесла пузатый чайничек. Этот заказ, среди дубовых столов, футбольных шарфов и флагов, смотрелся глупо. Смятин взял бокал «Гиннесса», потом ещё один. «Лестер» проиграл.

Когда Смятин вернулся домой, жена и дети уже спали. Он принял душ, почистил зубы «Лесным бальзамом», запах которого так раздражал дочек. И, переодевшись в клетчатую пижаму, лёг рядом с женой, прижавшись к тёплому, пахнущему кремами телу так, как в первые месяцы совместной жизни. Он спал крепко. И следующую неделю тоже. Постепенно забывая и дьявольскую фразу, и чёрную тень.

Жизнь стала размеренно-прежней. Дразня и закаляя себя, Смятин брал с полки чёртову книгу. Открывал, просматривал содержание, волнуясь на «Червяке» и «Мелком бесе». Правда, сами тексты он не читал. Ставил книгу обратно, намеренно громко и небрежно хмыкая. Так он убеждал себя, но сердечко всё равно ёкало, тоскливый холодок проскальзывал изнутри. Смятин чувствовал, что панический страх не изжит окончательно. Нет, он просто, как аллергия, засел глубже, чтобы в стрессовый момент появиться вновь.

Так и случилось. Через пару недель Смятина отправили в командировку на «материк», устанавливать связи с Россией. После переговоров ему позвонили в гостиничный номер.

– Девочка не нужна? – Говорящая явно переусердствовала, имитируя естественную игривость. Импульсивно Смятин согласился.

Через десяток минут в номер зашла девчушка. Девушкой и тем более женщиной даже в самых смелых оценках она не казалась. Однако вела себя непринуждённо. Смятин расслабился. Улёгся на кровать. Девчушка назвалась Лейлой. Спать с ней не хотелось. Они разговорились. И оказалось, что Лейла приехала в Россию из Киева на учёбу.