Дети драконов

– Я не знаю... И-ива мне не говорила. Это о-она всегда меня чесала... – при упоминании о сестре голос его дрогнул, и Айна в полной мере ощутила насколько трудно ему было принимать, что отныне кто-то другой заботится о нем вместо этой маленькой беглянки.

Что ж... теперь он хотя бы не лежал лицом к стене.

– Может, не хотела?

– Может...

– Или что-то в тебе меняется, дружок, – Айна похлопала его по плечу и, отложив гребень в сторону, села на широкий сундук под окном. В этой новой комнате, где жил теперь Вереск, окно выходило на море, а располагалась она на том же этаже дворца, что и покои для членов королевской семьи. Воронья башня же после того дня почти целиком осталась без стекол... – Значит, говоришь, про Феррестре. Ну ладно, у меня есть в запасе парочка славных историй.

Она принялась рассказывать одну из баек, которую подслушала в таверне на границе с Тайкурданом, но сама думала вовсе не о знойных феррестрийцах, а о мальчике, что сидел перед ней в кресле и слушал, слушал, жадно впитывая всякую историю о дальних краях.

Вереск был странным парнишкой.

Часто Айне казалось, что он хоть и стал выглядеть почти нормальным, но все же словно остался на половину жить в каких-то своих невидимых мирах. Несмотря на вернувшийся к нему слух, нередко он не слышал обращенной к нему речи и потом немного смущенно смотрел на говорившего, точно еще пару мгновений назад был где-то далеко-далеко, куда не долетают обычные слова.

Он совсем не походил ни на Мая, ни на Фарра и Лиана, какими те были в отрочестве. И вообще ни на кого из тех людей, что Айна встречала за свою жизнь...

Тайна, жившая в нем, была совершенно особенной.

Получив назад свою силу, он, вопреки законам здравого смысла, вовсе не выказал той радости, какую следовало бы ожидать. Его пронзительный крик никто бы не назвал криком счастливого человека – в нем оказалось слишком много боли. А первым, что прошептали дрожащие губы Вереска, было имя... Имя, которое никто не должен был услышать. Но удержать его в себе он не мог, и теперь Айна знала, как зовут девочку с колючими глазами, которая значила для него так много.

Андра.

Он звал ее, широко распахнув глаза, забыв о том, что рядом есть другие люди. И опомнился лишь когда Фарр сгреб его с постели, подхватил на руки, как маленького и сделал что-то такое, чего не умел даже Лиан. Эту особую магию, от которой на сердце всегда становится светлей... Тогда Вереск разом пришел в себя. Он в ужасе зажал свой рот ладонями, а потом вдруг вцепился в плечи принца и расплакался, как маленький. Это явно напугало Лиана, но не Фарра, который умел дышать в такт любому другому дыханию и успокаивать одним лишь прикосновением. Вскоре Вереск притих, и только долго с изумлением касался своих забавных, чуть оттопыренных ушей. Никак не мог поверить, что все звуки мира снова наполняют его голову.

Не выпуская мальчишку из рук, Фарр отнес его прямо в Королевские покои, и больше уже Вереск в Воронью башню не возвращался.

Позже Патрик обмолвился, что так на самом деле не бывает. Невозможно вернуть силу магу, который ее утратил. Но, вопреки всем законам колдовского мира, Вереск больше не являл собой пустой сосуд с треснутым дном: как только первое потрясение прошло, он, сам не веря происходящему, простер руку над высоким серебряным кубком, и вода в том сначала забурлила, а затем обернулась мириадами радужных брызг, которые рассыпались по всей гостиной сверкающими кристаллами льда, удивительно похожими на бриллианты.

Шуна, хмыкнув, обронила, мол это дешевые фокусы, но сказала она это так тихо, что ее слова услышала только Айна. На самом-то деле даже степная девчонка понимала – фокусы фокусами, а магия вернулась к Вереску вполне всерьез.

Только вот на ноги он так и не встал... Даже самый сильный целитель порой оказывается не всесилен.

2

Заговорил Вереск не сразу. В первые дни он был попросту ошарашен произошедшими с ним переменами – обилием звуков вокруг и вернувшейся способностью ощущать магию в себе. На любые вопросы и предложения он только мотал головой, пока Патрик не велел всем отвязаться от мальчишки и дать ему прийти в себя. Именно он распорядился выделить для Вереска эту новую комнату с видом на море, которая находилась в непосредственной близости к Королевским покоям. Для кого-то знающего это выглядело бы как огромная честь, но Вереск уж точно не понимал всех тонкостей дворцового этикета.

Только на третий день он начал произносить простые односложные слова, с трудом выталкивая их наружу – нерешительно и словно через силу. И только еще через три дня Патрик счел, что мальчик в достаточной мере пришел в себя, чтобы поговорить с ним. Разговор этот происходил без лишних ушей: дядя Фарра счел, что мальчику и так хватило переживаний, вовсе незачем ему ощущать себя свидетелем преступления на допросе... даже если по факту это почти так и есть.