Дети Древних

— Тогда ещё нет. Нет — в первый раз и едва заметно. Копие ожило и прободало меня насквозь. Это потом начался великий трус и ядерный хаос. Ты что, полагаешь, коли я поп, так и фантастики не читал? Читал: не одну Библию. Тут ею вся земля пропитана.

— Чем? — переспросила Марина. (Вот значит, как. Нечто погнало людей из одной западни в другую? Или хотело спасти не от возможного раската стен — от давки и удушения?) — Книгой?

— Кровью Судного Дня. Они говорят. Ты жена им всем через их детищ. Вот имена. Спрут Ктулху, Пернатый Змей, клубящийся у порога, — Йог-Сотот. Гнусная Жаба Цатоггуа. Ползучий Мрак Ньярлатотеп, Леденящий Ветер Итаква. Чёрная Козлища Шаб-Ниггурат, И самый страшный: Ядерный Хаос Азатот.

— Тогда это ваш любимый Гор — сын Азатота. Он и довершил дело.

— Не лги. Со всеми ты сходилась по доброй воле и с большой охотой. Так всегда бывает с детьми нечистого. С фавнами, нимфами, сатирами, гномами, троллями, иноземцами, детьми вод и бури. Как те, кто поклонялся Вакху и Дионису, ты одевалась в шкуры, упивалась вином. Пела и плясала у костра на ведьминских шабашах. Возлежала с инкубом и суккубом.

Похоже было, что у отца Боривоя изрядно перемешалось в голове. Однако суть он выразил едва ли не буквально. И разве не переходила она, Марина, из рук в руки и не…

— Наполнялась, как сосуд скверны и гноя, пока не извергла их, — добавил священник и сплюнул. Это усилие, очевидно, стоило ему последних капель жизни, потому что он содрогнулся и замолк навсегда.

«Все мои близкие погибли из-за меня. И вверху, и внизу. И отец Боривой, и Влад, и Вернер. Я стала ненужной добру и злу одинаково».

С этими мыслями Марина отыскала лестницу на колокольню и стала подниматься — ступенька за ступенькой. Очень медленно.

«Броситься оттуда — высоты хватит. И головой об лёд. Надо было копьё для себя выдернуть — испугалась. Оно непростое».

Семь колоколов, развешанных на разных площадках под узким шпилем, встретили её тихим переливчатым рокотом. Ропотом.

«Слишком красиво для проклятия. Благословляют?»

Она коснулась самого верхнего колокола рукой, зачем-то перекрестилась — и перелезла через ограду. Покачалась раз другой на узком бортике, набираясь смелости, — и рухнула вниз.

Вмиг её подхватило нечто невидимое, упругое, словно тёплый летний ветер, и бережно опустило к изножию церкви.

— Ой, глупа ты, девица, и неразумна, и силы своей страшной не ведаешь, — Марк прятал её трепет в объятиях. Совсем такой, как в последний раз, только чуть более женственный и насмешливый.

— Какой силы?

— Летаешь на заёмных крыльях, как все истинные Дети.

— Откуда ты здесь взялся, Марк?

— Ну, положим, это моя родина. И ещё положим — стерегу тот момент, пока ты очертишь предписанный круг. Шествие по всем континентам, включая Азиопу.

— Боривой лгал?

— Ах, до чего бы ты этому обрадовалась! Нет. Он, разумеется, не стал тебе говорить, что само Копьё наказало его за святотатство — перевернулось в руках, когда замахнулся. Это ведь оригинал, кстати, как и Чаша: тоже грех умолчания, если не хуже. Не знал он и того, что беглецов мы тотчас переняли и отправили вниз, на самые надёжные уровни. Дискетки поднимала вверх дежурная людь или вообще автоматы. Но остальное верно.

— А те мои…

— Вернер был человек. Герой. А Гор — он и правда сын Азатота. Всего лишь сын, который неплохо умеет распадаться на атомы и пользоваться паттернами для самосборки. Вот быть самим собой без дураков — этому его ещё поучить надо. Пускай в виде живой бури на цоколе постоит, отдохнёт, как другие.

— Да, а то явление Древних? Статуй.

— Было, разумеется. Правда, они не убивали священника — ну, я говорил — и не выдавали тебя ему: зачем? Он сам всё сделал. В нём тоже есть капля нашей провидческой сути.

— Древние в самом деле такие?

— И да, и нет. У них нет иной плоти. В смысле — другой, чем измышленная для них людьми. Теми самыми антарктами и атлантами, что перемешались с местным населением. Или их потомков. Отчасти: я вот потомок, а не умею многого из того, что легко может мой Ктулху. Рождать и переплавлять уже рождённое. Придавать форме сугубую изменчивость. Зачем тогда мне — да и всем моим братьям и сёстрам по воде и соли — была нужна ты?

— Убогая и некрасивая детдомовка.

— Погоди, вот отыщем наше дарёное зеркальце. Оно ведь снова выросло в размере, коли не разбилось.

— И чья теперь я женщина?

— Да своя собственная. Замуж тебя мне звать несподручно. Ты ж теперь — типичная дама племени туарегов. Можешь гостить у всех кавалеров и кавалерш подряд, начиная с Кахина. Или поплотнее сойтись с Цатоггуа: он тебе своё семя из щупальца в руку и рот передал, как до того делали только натуральные кальмары. Может статься, вы оба захотите иного.

— И для чего затеялась вся катавасия? Чтобы выручить две великие святыни из трёх? Ввязаться в войну и одержать победу над поморянами?

— Того не стоило. Если бы они, конечно, выполняли свою настоящую работу. Договор с Древними.

— Ты про что?

— Оглядись хорошенько. Наше Делание уже родит плоды.