Дети Эдема

Говорит он негромко, но звучно и страстно. И даже кажется, что на глазах становится выше ростом.

– Рауэн, грядет революция, и нам нужна твоя помощь.

Я настолько потрясена, что мгновенно забываю о том, что незадолго до того прочла в манифесте Аль-База.

– Чья помощь – моя? Да что же, во имя Земли, могу сделать я?

– Дать свои линзы.

Я начинаю мигать, как если бы импланты уже были у меня в глазах.

– Так у меня их еще нет.

– Но ведь ты знаешь, где их можно поставить, верно? И знаешь, как зовут киберхирурга, да? – Он напряжен и порывист, он наклоняется, словно готов сорваться с места и ринуться неизвестно куда и за чем. Или за кем.

За мной?

– Мама говорила, куда мы едем. Думаю, я смогу найти это место.

– И где же оно?

И тут, сама не знаю что, но что-то удерживает меня от откровенности. Я чувствую: если поделиться этой важной информацией прямо сейчас, нужда во мне, возможно, просто отпадет. У меня возникает ощущение чего-то вроде собственной власти, или, как минимум, козырной карты на руках. Мое описание туманно, сбивчиво, двусмысленно. Лэчлэн качает головой и говорит, что мест, отвечающих этому описанию, он не знает.

– Хотя бы в каком оно круге?

– В одном из внешних. Могу показать, – вызываюсь я. – Думаю, если окажусь в том районе, я вспомню мамино описание. Могу проводить, – повторяю я.

Лэчлэн долго не сводит с меня глаз, и я почти уверена, что он понимает: я говорю гораздо меньше, чем знаю. Но моя готовность пойти с ним убеждает его.

– Ну что ж, пошли прямо сейчас, – говорит он. – Отдохнула?

Я недоверчиво смотрю на него.

– Неужели ты считаешь, что наверху мне сейчас ничто не грозит? И… ведь сейчас дневное время, так? – Судя по свету, излучаемому панелями наверху пещеры, так оно и есть, но организм мой в этом не уверен.

– Ну да, конечно, ты права, – вздыхает Лэчлэн. – Просто мы так долго ждали такой возможности! Знаешь, сколько мы искали киберхирурга, способного изготовить хорошие, не вызывающие подозрения линзы? У нас была наводка на того человека, к которому ты идешь, но очень смутная, так что ничего не вышло, мы его так и не нашли. Говорят, есть умельцы, способные взломать саму систему Экопан, но так ли это в действительности, мы понятия не имеем. Наверняка твои родители задействовали свои связи во власти – ну и денег хватило, – чтобы найти и нанять нужного человека.

Я признаюсь, что не знала, насколько все это сложно. Со слов мамы можно было понять, что такие линзы можно купить на черном рынке. Другие второрожденные покупали.

– Случалось, – подтверждает он. – Но они недостаточно хороши. По виду, верно, кажутся глазами первенца, и иные даже могут пройти первичную проверку идентичности, но никому еще не удавалось изготовить линзы, полностью совместимые с неврологическими системами, такие линзы, которые обманут любого сотрудника Центра или бота-охранника, или сам Экопан. Если слухи верны, то твой киберхирург на это способен. Я должен его найти и заполучить линзы, которые он сделал для тебя.

К горлу мгновенно подступает тошнота. Мама жизнь отдала за то, чтобы я смогла жить как перворожденная. Мой единственный шанс на нормальную человеческую жизнь заключается в этих линзах. И вот оказывается, что кто-то действует через мою голову, что кто-то только и ждет, чтобы надуть меня? Неужели власти знают так много, чтобы сделать изначальный план неосуществимым?

Я наклоняю голову. Да нет, не может быть. К тому же теперь у меня есть Подполье. Это не то, что я задумала, но… а что я, собственно, задумала? Конечно же, я могу отказаться от этих линз.

Но тут же я начинаю понимать, что за этим стоит, и, к собственному ужасу, ощущаю недовольство.

– Ты что же, хочешь сказать, что собираешься забрать эти линзы себе? – спрашиваю я. – Сам собираешься сойти за первенца и поселиться наверху? – Невысказанными остаются слова: а я останусь здесь, внизу, снова в клетке? Вслух я бы в этом никогда не призналась, но уже сейчас в какой-то небольшой части желание жить в Подполье объясняется тем, что Лэчлэн – его гражданин. Мне не хочется, чтобы он уходил.

– Мы разработали план проникновения на верхние этажи Центра. На это ушли годы, и теперь все готово за вычетом последнего – линз. Как только я их заполучу, меня ждет место, специально подготовленное семьей из внутреннего круга, искренне сочувствующей нашему делу. Это место в Дубовой академии.

Я так и ахнула. Речь шла о самой привилегированной школе в Эдеме, предназначенной исключительно для детей работников Центра. Эш тоже ходит в хорошую, по-настоящему хорошую школу… но Дубовая академия – для избранных, для элиты Эдема.