Дети Эдема

Готовясь к выполнению своей миссии, мы надели серые костюмы, какие обычно носят сотрудники Центра. Зауженные книзу брюки стального цвета со встроченными в них едва заметными полосками цвета ржавого железа, френчи с высоким, облегающим шею воротом, чуть-чуть темнее брюк, а под ними у него – темная рубаха, у меня – радужная с серебристо-перламутровым отливом блуза.

Про себя не скажу, но он выглядит точь-в-точь как молодой сотрудник Центра, каких во множестве видишь в новостных программах. Единственное отличие – шрам на лице. И он может вызвать подозрения. Шрам и неизменно вызывающий взгляд второрожденного. Он прикрывает глаза очками с матовыми линзами, какие, по его словам, обычно носят много мнящие о себе молодые бюрократы-карьеристы.

– Надо бы тебе посерьезнее выглядеть, – наставительно говорю я, на деловой манер собирая в узел волосы на затылке. Макияжа, который навела Ларк, в общем не видно, а с такой прической, полагаю, мне можно дать как минимум на несколько лет больше.

Лэчлэн мгновенно принимает нарочито подобострастное выражение.

– Так лучше?

Я не могу удержаться от легкой усмешки – мой обычный способ самозащиты в отношениях с Лэчлэном в любых самых страшных обстоятельствах. Пусть мы только что чудом избежали смерти, пусть впереди маячит вполне реальная перспектива плена (быть может, более горького, чем смерть) – и все же ему, непонятно каким образом, всегда удается заставить меня улыбаться. Или все люди таковы? Не думаю. Так как же у него получается, что даже в самые суровые минуты он умеет заставить меня радоваться жизни?

Я вижу, что Ларк наблюдает за нашей пантомимой, и, покраснев, опускаю голову. Но тут же сердито вскидываю ее. Что дурного в том, чтобы иметь двух друзей? И почему оба не могут заставлять меня радоваться жизни? Я очень долго была лишена практически всего. И думаю, заслужила право на дружбу как Ларк, так и Лэчлэна без того, чтобы они косились друг на друга всякий раз, как я уделяю слишком, с их точки зрения, много внимания либо одному, либо другому.

Но сейчас не время задумываться об этом. Я одергиваю себя – этому искусству я обучиться успела, – и мы с Лэчлэном первым делом направляемся по широким узким ступеням, ведущим в цокольные служебные помещения. Там Ларк отделяется, чтобы запастись всем, что необходимо для ее миссии прикрытия, после чего идет ожидать нас в главном вестибюле. На прощанье она чмокает меня в щеку. Я вижу, как Лэчлэн старается скрыть недовольство. Далее мы, поднимаясь наверх, минуем помещения с базами данных и наконец достигаем первого этажа, где расположены штабные учреждения охраны Центра.

Досюда мы добрались беспрепятственно. Отцовский пропуск, попискивая, позволяет нам миновать все барьеры, встречные практически не обращают на нас внимания. Судя по всему, внизу большинство людей просто заканчивают работу, занявшую больше времени, чем предполагалось, и им не терпится уйти домой. Это ремонтники, а также низший технический персонал, которому редко приходится сталкиваться с людьми нашего – по виду – ранга: с растущими молодыми бюрократами. Те, от кого можно ждать неприятностей, все время нагружают их разной дополнительной работой, всячески ругают. Вот они и опускают при встрече глаза, делают вид, что нас нет, и надеются, что мы ответим им той же монетой.

Но здесь, на первом этаже, ситуация осложняется. Мы должны сделать так, чтобы наша легенда выглядела безупречной.

26

Мы столько раз повторяли ее, что теперь я точно знаю, как вести себя. Лэчлэн – сама уверенность в успехе – сразу разъяснил мне, что, хоть Центр и считается самым тайным и самым защищенным местом в Эдеме, надежность его зиждется больше на технологиях, чем на живых людях.

– Если твой пропуск считывается – все в порядке, – сказал он. – Здесь верят в Экопан. И если Экопан считает человека своим, никому не придет в голову подвергать это сомнению. Благодаря пропуску твоего отца меня сочтут одним из высших руководителей Центра, который либо просто обходит территорию, либо занят каким-нибудь секретным делом. На этом уровне никого не подвергают двойной проверке, не сканируют. Никто не станет присматриваться и, стало быть, не заметит, что я на тридцать фунтов легче и на тридцать лет моложе обладателя этого пропуска.

У главных входов находилось множество разного рода сканов и иных контрольных устройств – биометрических приборов, детекторов и так далее, но мы-то попали сюда через коллектор, так что всю эту технику благополучно миновали. Стоит человеку оказаться внутри здания – все, он вне подозрений. Считается, что Экопан сделал свою работу. Любой попавший внутрь – лицо привилегированное, элита. Так что, по словам Лэчлэна, даже если лиц наших никто не знает, это не препятствие, мы – свои. Подумают, что мы либо из другой смены, либо новички, либо дети персоны настолько важной, что и спросить никто ни о чем не осмелится. Учащиеся – дети высокопоставленных чиновников – часто проходят здесь практику либо сразу по окончании учебного заведения получают хорошие должности, так что наш юный возраст никого, в общем, не удивит.