Дети-эмигранты. Живые голоса первой русской волны эмиграции 1918-1924

«Отец позвал меня, посадил на колени и начал говорить, что он уезжает на войну и, может быть, больше не вернется… Я начал просить его, чтобы он взял меня на войну, но он сказал, что я еще глуп, после этого он сказал, чтобы я никогда его не забывал и молился за него Богу. Отец сел на лошадь и уехал, все плакали, но я очень радовался, потому что папа сказал, что я скоро буду такой же военный, как и он, и тоже поеду на войну, но после мне стало скучно, и я втихомолку плакал».

«Мой папа был офицер N полка, командир первой роты. Его солдаты очень любили, и папа их также очень любил. Скоро папа и его вся рота начали собираться в поход, чтобы ехать на войну. Я не хотела расставаться с папочкой и все время плакала. Наконец наступил ужасный день для меня, когда мама и я поехали провожать папочку на вокзал, поезда еще не было… Пришел поезд, папа с нами попрощался и ушел. Потом я его увидела на площадке вагона очень грустного. Папочка меня попросил сказать стихотворение, которое я знаю с четырех лет. Поезд потихоньку стал двигаться, папочка меня крестил, а я говорила стихи».

«Когда я увидел отца, то заплакал от радости».

«Мать умерла, не буду говорить о моем горе, потому что всякий знает, как велика любовь к матери».

«В каком настроении возвращался я к моей милой, дорогой мамочке, которая осталась у меня одна».

«“Ну, мама, прощай”, – помню я свои слова, когда я заехал верхом к маме попрощаться; мама тихо подошла, поцеловала меня и сквозь потоки слез произнесла: “Володя, помни, что сказал папа, и не забывай свою мать”. Через несколько дней я ехал в рядах N полка, а мысли мои были там, около моей матери, которая осталась теперь одна, отдав трех сыновей своих на благо родине».

«Лучше всего в моем воображении запечатлелся образ моей матери: тихой и доброй, кроткой, как ангел. Это был образ кротости, чего только она мне не прощала».

Школа. Мы ограничимся, кроме уже ранее приведенных, тремя выдержками из многих менее отчетливых.