Дети Филонея

— Это была экстренная мера, — пробормотал он. — В рамках существующего строя такое неуместно.

Внезапно он ударил рукой по краю стола, и где-то в коридоре взвыла сирена. В кабинет вбежали двое в белых халатах. Мгновенно, как по волшебству, Влад оказался скручен в смирительную рубашку, как в свивальник. Он тщетно бился в этом коконе, прекрасно понимая, как смешны его судорожные телодвижения.

Адольф, однако, смотрел на него не насмешливо, а ласково.

— Сейчас вы, Владлен Никитич, отправитесь в больницу. Это очень хорошая больница, вами займутся прекрасные специалисты. От души желаю вам выздоровления.

Санитары подняли его на ноги. Вывернув шею на девяносто градусов, Влад дрожащим от злобы голосом спросил:

— А что, интересно, будет записано в истории болезни? Какой бред меня преследует? Конечно, раздвоение личности?

— С чего бы? — пожал плечами Адольф. — Интерес к языку нашего потенциального противника — это тоже своего рода патология, и довольно опасная. Ну, с богом, ребята.

И снова был коридор, лифт, и ноги Влада отрывались от пола, а возле служебной двери ждала "скорая помощь", прекрасно оснащенная для таких случаев. Когда Влада запихивали в машину, он отдал последнюю дань правам человека и западной демократии, решив оставить за собой последнее слово.

— А на черной скамье, на скамье подсудимых… — заголосил он, изображая Промокашку. И вдруг замолчал, ошарашенный догадкой: язык потенциального противника? Английский?! Генка?!!

— Ну что заткнулся, Карузо? Давай, шевели булками, — лениво подтолкнул его санитар.

Франция. 1395 год и далее

Стая голубей взлетела над папертью ланского собора, над стрельчатыми окнами и остроконечным шпилем. Знатные прихожане покидали церковь после обедни, и среди них — высокий старик в бархатном синем пелисоне. Осторожно спускаясь по ступеням, одной рукой он опирался на трость, а другой подбирал отороченный черным мехом подол.

— Смотри! Смотри! Безумный д'Арбиньяк! — шептались мальчишки, а самые смелые даже улюлюкали старику вслед. Тот не обращал на них внимания. Неподвижно и надменно было его скуластое лицо с глубокими морщинами вокруг тонкого, крепко сжатого рта. Черные, чуть раскосые глаза смотрели прямо перед собой.

Вот уже не один десяток лет Шарль д'Арбиньяк слыл безумным — и среди соседей, и среди собственных крестьян, и среди жителей Лана — от отцов города до последней побирушки. Мало кто знал, в чем заключалось его безумие. Просто когда-то прошел слух, что у графа де Гран-Монти не все дома.

— Недоумки! Сукины дети! — беззлобно выругался старик, когда улюлюканье раздалось прямо у него за спиной. Маленькие нахалы с громким хохотом разбежались.

Карета ждала д'Арбиньяка на другой стороне площади. Кучер на козлах наспех давился булкой с сыром. Молодой хлыщеватого вида слуга глазел на проходивших горожанок.

— Этот жиденок уже четверть часа здесь ошивается, — с набитым ртом сказал кучер.

Действительно, возле кареты бродил туда-сюда молодой щуплый еврей. Рыжие пейсы свисали из-под шляпы, переходя в тощую бороденку.

— Сейчас разберемся, — лениво протянул слуга. — Эй! Я к тебе обращаюсь! Тебе чего здесь надо?

Еврей повернул к нему овечье лицо и виновато захлопал длинными золотистыми ресницами.

— О, месье! Я не делаю ничего дурного. Вот, возьмите, — он пошарил в кармане и извлек оттуда монетку. — Не прогоняйте меня. Позвольте дождаться вашего господина. Клянусь, он будет к вам не в претензии. Возьмите и вы, месье, — он торопливо протянул вторую монетку кучеру.

Вот почему, когда д'Арбиньяк добрался до кареты, он услышал высокий, ломкий голос:

— Господин!

Старик возмущенно крякнул. Его застали в дурацкой позе. Он только что отдал трость слуге и уже двумя руками подобрал подол до самых колен, открывая ноги — худые, обтянутые старомодными красными шоссами.

— Кто ты? — сухо спросил д'Арбиньяк.

— Иосиф бен Гошеа, — поклонился еврей. — Я слуга господина барона де Лефоля.

Сказано это было с некой многозначительностью. Д'Арбиньяк уставился на Иосифа в упор. Тот ответил упрямым овечьим взглядом. Потом засуетился, полез за пазуху и достал грязный лист бумаги, сложенный вчетверо.

— Вот!

Слуга и кучер с любопытством вытянули шеи. Что же принес этот жидок их безумному хозяину?

Но ничего разглядеть они не успели. Д'Арбиньяк лишь на миг развернул бумагу и тут же снова сложил ее.

— Полезай в карету, — велел он Иосифу.

Позже кучер и слуга долго спорили, что же такое показал графу еврей. Слуга считал, что это был рисунок краба. А кучер божился, что видел ведьмовской знак.

Меж тем карета тряско катилась по булыжной мостовой. Д'Арбиньяк снова развернул бумагу.

— Откуда это у тебя?

— Сам нарисовал, господин. Точнее, срисовал с отцовского пергамента.

— И ты, может быть, знаешь, что это такое? — с усмешкой спросил старик.

— Это Знак Девяти, господин.

Д'Арбиньяк судорожно сглотнул и закашлялся. Несколько раз он шлепнул по бумаге жилистой, унизанной перстнями рукой. Откашлявшись, снова спросил:

— Кто ты?

Теперь смысл его вопроса был другим. Иосиф понял это.