Дети Филонея

— Наша беда — в отсутствии информации, — сказала она. — Мы тыкаемся, как слепые котята, и не заметим, как свалимся в пропасть. Чтобы уцелеть, надо все знать и понимать. Эксперимента я не боюсь. Может, напрасно, но почему-то мне не страшно. И того, что меня обманут, я тоже не боюсь. Я буду осторожной, постараюсь действовать по обстоятельствам. Как говорится, делай, что должен, и будь что будет. А до понедельника еще надо дожить.

Они выходили из кафе все вместе. Но как-то так получилось, что Лиза задержалась припудрить носик, а Влад расплачивался у стойки. Лена и Ульяна ненадолго остались вдвоем.

Лена как будто ждала этого.

— Значит, так, подруга, — сказала она без всяких предисловий. — Я собиралась сегодня поговорить об этом с Владиком, но вижу, что надо говорить с тобой. Давай поделим территорию. Здесь он твой. Но там — не вмешивайся. Что скажешь? Согласна?

Ульяна смутилась. Вроде бы требование Лены было со всех сторон справедливым. И все-таки оставалась двусмысленность. Разве Влад в обеих Реальностях не один и тот же человек? Но раздумывать об этом сейчас не хотелось. Ульяна чувствовала безграничную щедрость победителя. Ей хотелось дарить.

— Согласна, — ответила она.

Подмосковье, ноябрь 1761 года

Неуютно иностранцу в России. Особенно плох ноябрь — безрадостный, холодный, сырой и промозглый. Куда ни глянь — ни одного яркого пятна. Хоть бы девка в цветастом платке, или рыжая собака, или клен в золотой листве… Только пятятся от дороги убогие крестьянские домишки. И воры, воры кругом…

Хорошо хоть с лошадью не обманули. Кобылка редкой мышастой масти, с полосатыми ногами, как у диких степных предков, уверенно отмахивала пятую версту. Ей нипочем, что на дороге — тяжелая снежная каша, покрытая грязной черноватой коркой.

Всадник то и дело бросал поводья, срывал перчатки и растирал замерзшие руки. Слушая безнадежный вороний грай, он вспоминал свой первый визит в эту страну шестнадцать лет тому назад. Тогда была весна. Ах, какая тогда была весна!

Генри Флетчеру тогда едва исполнилось двадцать два года. Его только что посвятили в рыцари Мальтийского ордена — высокая честь для дворянина из захудалого рода. Он ехал в Россию просто как посыльный. Он был обременен тайнами и обетами. Но подмосковные сады пенились черемухой и вишней, пчелы и птицы перебивали друг друга, просвечивала на солнце розовая кисея… Да, натворил он тогда дел…

Ну, вот, наконец, и усадьба. Изуродованные ножницами липы развернулись аллеей, а потом показался дом. Его отражение дрожало в незамерзшем пруду — розовое на сером. Такие краски бывают во сне, подумал Флетчер. Ими окрашен призрачный мир, куда попадаешь ночь за ночью, но куда нет ходу наяву. Розовые стены и далекая вишневая весна столкнулись, как два бокала с шампанским вином, и примирили Флетчера с холодом и с убогим пейзажем. Россия… Как долго он ждал этой встречи…

У крыльца Флетчеру сообщили, что его сиятельство граф ожидает в голландском домике. Молодой нагловатый слуга вызвался проводить. Бросив лошадь, Флетчер широким шагом миновал садовую дорожку. Внезапно у него за спиной послышался тоскливый, мяукающий звук.

— Павлины, — пояснил слуга. — Барин птиц любит.

Граф Петр Борисович Шереметев, нестарый еще мужчина, краснощекий, в напудренном парике, сам встретил гостя в сенях. Флечер скинул промокший плащ и остался в шерстяной дорожной робе. Отдавая дань вежливости, отстегнул шпагу. Извинился за лужу, натекшую на узорный паркет с его высоких сапог.

Гостя ожидал камин. Флетчер с наслаждением протянул руки к огню. Хозяин уселся в кресле — вальяжно и царственно, как подобает баловню Фортуны. Долгополая шуба вместо домашнего халата придавала ему совершенно варварский вид.

— Вы уж простите, сударь, что загнал вас в такую глушь, — сказал Шереметев. — В письме гроссмейстера говорилось о вашем инкогнито. А где, как не в деревне, искать уединения? Впрочем, это зимой у нас скукотища — удавиться впору. Летом весело. Видали мою потешную флотилию? — хозяин кивнул на мутное, запотевшее окно.

Флетчер послушно посмотрел в протертую прогалинку. На пруду, у противоположного берега, сиротливо жалась друг к другу стайка расписных галер. Гроссмейстер? Шереметев, наверно, имел в виду туркополиера — главу английского приората. В последние годы Орден очень интересовался Россией. Он видел в этой дикой и сильной стране союзника против турецкого флота. Но визит Флетчера не имел отношения к внешней политике и к делам Ордена вообще.

— Я приехал к вам с предложением, граф, — сказал Флетчер. — Пусть оно покажется вам странным и даже невероятным, но, прошу вас, выслушайте меня до конца.

Он сел в кресло напротив Шереметева и рассказал о цели своего приезда.

Наступила тишина. Потом она взорвалась от рева Шереметева:

— Это что же получается? Я бросаю государственные дела, из уважения к Великому магистру принимаю его курьера, а ко мне явился какой-то мошенник? Что за бред вы тут несли, милостивый государь? Какие, к черту, подземелья? Какие дети Филонея? Облапошить меня решили, как раззяву на ярмарке? Не выйдет. Вот вам!