Дети Гамельна

Сержант повернул голову, подивившись тому, что не пронзает всего ставшая уже привычной боль. Мышцы сокращались, как старая ветошь, обледеневшая на морозе, а вот боли не было. Ну, почти не было. Но говорящую так и не увидел, поворота шеи не хватило.

- И башкой не крути! - голосок рассмеялся, рассыпался звоном серебряных колокольчиков. - Голова открутится. В снег упадет, потеряешь!

Мирослав вдохнул поглубже и развернулся всем телом, сползая по холодному стволу, к которому привалился ранее. Вот теперь боль пришла, рванула измученное тело острыми крючьями, не хуже искушенного палача. Нож выпал из руки в снег, тихонько стукнувшись о мерзлую землю. Но теперь сержант видел ту, что посетила солдата перед смертью.

Девушка, очень молодая на первый взгляд, в длинном плаще непонятного цвета... Тонкое лицо, чуть вздернутый носик. На второй же взгляд стало ясно, что перед Мирославом - не человек. У людей не бывает такой гладкой кожи, гладкой, как мрамор, без единой морщинки. И в то же время живой, играющей едва уловимым румянцем на смуглых щеках. У людей не бывает таких совершенных лиц, где каждая черта будто вычеканена самим творцом. Или вырезана резцом дьявола.

И у людей не бывает таких глаз, бездонных, непроницаемых, словно живущих своей отдельной жизнью. Глядя в угольно-черные зрачки, вспыхивающие желтоватыми искорками, Мирослав вспомнил Силезию и страшное жерло Проклятого Колодца. Один в один. Только тогда из колодца лезли цверги с секирами, сержант отмахивался саблей, а Швальбе, зажимая рану в боку, вышибал обухом ржавого колуна днища у бочек с маслом и опрокидывал те вниз с воплями “жги недомерков!”.

Здесь не было ни колодца, ни карликов-людоедов, да и жить сержанту оставалось всего ничего. Но от взгляда гостьи Мирославу стало очень не по себе. Захотелось, чтобы капитан Швальбе каким-нибудь образом поднялся из мертвых и встал рядом, как обычно, с глумливым ругательством на устах, а в руке держа старый кавалерийский палаш немецкой работы.

Но сержант давно не верил в добрые чудеса. А если и позволял себе поверить, то миг этот был краток и скор... Капитан погиб, можно голову давать на отгрыз. И дайте, милосердные Боги, чтобы лихому Гунтеру в самом деле напрочь отгрызли его светлую и лихую голову. Из капитана выйдет плохой неупокоенный. Очень плохой... Из таких вот получаются твари, о которых после рассказывают ужасные легенды, а бывалые охотники, собираясь для боя, крестятся, призывая милость и помощь Божию, потому что человеческой силы и сноровки - мало. Не зря ведь первый закон Детей - "Уходят все! Даже мертвые!". И не зря вытаскивали своих погибших, всеми правдами и неправдами. Не чтобы помнить, хотя и не без того. Чтобы сжечь и размыть пепел быстрой водой горных рек...

- Любуешься? - девушка тряхнула головой, волна волос цвета воронова крыла хлынула на плечи из-под капюшона, спустилась по груди черным потоком. Мирослав поневоле залюбовался. Да, от ее руки умирать будет легко... Господи, за что посылаешь испытания такие? Знаешь, наверное, что выдержу. Вот и посылаешь.

- Нет... - слова признания дались тяжело, с сипением вырываясь изо рта. Похоже, сержант, у тебя еще и ребра сломаны. - Думаю. Вспоминаю... А теперь вот полюбуюсь.

- Нашел время! - фыркнула странная гостья, не дающая спокойно помереть. Или не гостья, а хозяйка? - Хотя, любуйся. Я красивая. Значит - можно мной любоваться!

Знакомый вой раздался чуть ли не в десятке локтей и привычно уже оборвался. Но сейчас сержант услышал и звук, с которым рвется мясо под ударом клыков. Кто-то убил еще одного подобравшегося оборотня, и отнюдь не оружием. Это какой же зверюгой надо быть, чтобы в считанные секунды разделать вервольфа?..

Девушка сделала несколько шагов, таких легких, будто и не касалась земли вовсе. Тронула носком сапожка оскаленную пасть оборотня, убитого сержантом. Снежинки застывали на клыках длиной в палец, оседали на остывшей багрово-черной пасти.

- Не бойся! - снова фыркнула лесная пришелица, посмотрев на сержанта уже другими глазами. Потеплевшими, что ли?.. - Скверные больше не придут, теперь им сюда хода нет. А если попробуют, то хорты знают свое дело.

«Хорты»? Волкодавы, что ли? Но какой волкодав устоит против полуночного верфольфа?!

Словно дождавшись упоминания о себе, на маленькую полянку слаженно ступили два Зверя. Именно Зверя. В первое мгновение Мирославу показалось, что это псы Дикой Охоты, которых ему как-то довелось повидать. Но создания сделали несколько шагов, выйдя из тени, под серебристый свет. Лунное сияние омыло их, обрисовывая каждую шерстинку на громадных телах. Псы Охоты показались бы рядом с Хортами жалкими щенками, ущербными и жалкими тварями, кое-как слепленными нечистым.

Огромные псы неспешно подошли к хозяйке и встали по обе стороны от нее. Морды их были перемазаны свежей кровью до кончиков заостренных ушей, а громадные пасти расплывались то ли в оскале, то ли в странной ухмылке.