Дети Гамельна. Ярчуки

Не-не, птичек еще не хотелось. Ладно бы щебетать, а то ведь и нагадят. Не для того голова Хомы Сирка разные науки превосходила, чтоб её ошметки случайный горобец засерил. Но вообще не дело — панночка какая ни есть, а всё ж дивчина — что ж ей тяжёлое тащить?

Хома обернулся и знаком показал — давай молот с киркою, подмогну. Нежноликая панна свободной от груза дланью немедля скрутила дулю, да и ткнула ею в лицо добродетеля. Казак в сердцах сплюнул под куст. Вот и проявляй учтивость. Дура мёртвая!

Шли по какому-то заросшему саду. Сгибались ветви яблонь под грузом еще зелёных, но на диво крупных яблок. Хома обдумывал вопиющую бабскую несправедливость. И его заедало — дуля была размером чуть ли не дитячу, и потому особо обидною.

Казак обернулся и укоризненно покачал головой. Мертвячка высунула язык — розовый, вполне живой и наглый. Тьфу, тоже ведьмой стала. Волочет на себе с пуд железяк, да ещё дразнит, подлая!

От злости страх отступил. Хома собрался выказать, что вовсе и не стеснён безумной панночкой за спиной. Нет, то надо показать! Пусть себе не думает. Лучше кулаком погрозить — пусть место знает и свое мертвенное колдовство попридержит.

— Шутки шутите? — тихо спросила ведьма, останавливаясь. — По саду вышли с девками погулять, холопья безмозглая кровь, так?

Слуги замерли. У Хомы заранее в груди спёрло от предчувствия очередного задыхательства, Анчес оледенел с поднятой рукой, так и не успев яблоко с ветви цапнуть. Даже Хелена шевелений избегала — так грозен был голос ведьмы. Смотрела из-под платка хозяйка, глаза по-волчьи мерцали…

Ничто горло Хоме не перехватывало, только враз отнялась левая нога. И повалился казак на траву, словно конь, сраженный безбожною басурманской пулею. Эхом отозвался шум падения рядом — гишпанца колдовство тоже не миновало, завалило.

— Да за что, пани Фиотия, идём же мы, идём, — пискнул кобельер, пытаясь сесть и двумя руками тиская ногу, превратившуюся в бесчувственное полено.

— Уроком будет, — проскрипела ведьма, пристально глядя на свою ученицу — Хелена выстояла, пусть ссутулившись, но лишь крепче прихватила древки на хрупком плечике. — Ступайте, пока вовсе не зачервивели.

Пришлось скакать следом — у гишпанца правая нога обесчувствела, у Хомы левая — обхватившись за плечи, прыгали за хозяйкой и полумёртвой землекопшей. Чуть приостановишься — дых подпирало так, что сразу три шага вперед махнешь.

Выскакали к старой изгороди, ведьма махнула — здесь, мол, ждите. Гайдуки в изнеможении повалились на траву. Вовсе уже стемнело, завели свои скрипучие песни сверчки-цикады. Хома утирал разгоряченное лицо, рядом пан Анч выпутывался из угодившей промеж ног шпаги.

— И что оно? — спросил казак, с опаской поглядывая в сторону, куда ушла ведьма.

— Да отпускает вроде, — прошептал гишпанец, щипая свое колено.

— Отпускает, — признал Хома, вертя ожившей в сапоге ступней. — Я про иное. Чего сюда шли, а?

— Вот ты дурной! В обход же шли, напрямую к кладбищу разве можно? Приметят горожане, — подивился казацкой непонятливости Анчес.

— Ясное дело, что приметят, — подтвердил Хома, теперь и сам осознавший, что за холмики темнеют за ветхой изгородью.

Помолчали. На небо нагнало облаков, бледная луна укуталась в тёмный саван, по травам побежал ночной ветерок, смешивающий шелест сухих стеблей со стрекотом неугомонных цикад. Смотрела на небо панна Хелена, плавали два белёсых пятна луны в огромных колодцах её очей, бежала тень по прекрасному лицу, проявляя грубые швы да пятна следов шорной иглы. Не-не, вот и пропало наваждение, вновь щеки гладкие, точно белый безупречный мрамор. Бывают в городах этакие богатые белые надгробья…

Повела взглядом полумёртвая дева — Хома поспешно отвернулся прочь и, хмурясь, спросил:

— Долго ли ждать нам?

— Как договорятся, — гишпанец вольно вытянулся на траве и тоже глядел в небо.

— Кто?

— Ты вовсе не в себе, или разум прямиком в баклагу заспиртовал? Хозяйка договариваться ушла.

— Ну, это-то понятно. А с кем договариваться, а?

— Полагаю, с жидами, — Анчес по благородному закинул ногу на ногу и пояснил. — У них, иудеев, всегда гроши есть. А богатого христианина или католика на ином кладбище искать нужно. У церкви или костёла. Но там сторожа. Не с руки наши дела делать.

— Это конечно, — охотно признал Хома. — А жида для договорённости надлежит откапывать, или и так можно беседу вести?

— Тут я не знаю, — засомневался гишпанец. — Иудеи, они как обычные мертвецы, только похитрее. Перс или чех тоже подойдут. Главное, найти солидного покойника. Не все ж клад оставляют. Иные помирают, так и вовсе бесхитростно — всё до грошика семейству оставят, без всяких тайностей и изощрений.