Дети гарнизона

– У того фамилия дуже кумедная – Малышок. Потому кликали просто доктор Киця. Киця, в белоснежном халате, который менял еженедельно, потом все реже, приспособил на зимку под грязно-белую непродуваемую плащ-палатку. На нем все радости и печали рода человеческого были: роды, драки, отравления, белая горячка, кто утонул, сорвался со скал, машиной кого побило, камнями, изнасиловали. Так Киця являлся к страждущим навроде Архангела. Необыкновенно большой и круглый доктор, серьезный и беспрекословный. Грубый и решительный. Походный халат на свитер. Или вообще на голое волосатое тело. Мамаша уважала Кицю, а Киця уважал Мамашу. Казав: жизнь, земля, вода – суть женские понятия. Огонь, прах – мужские. Дальше чоловикам воевать – всему миру капут. Жинкам пора в руки власть брать. Може, того, за той, матриархат, по маленькой, а? – жалобно попросил он.

Вик смутился. Ленкин отец, наоборот, обрадовался, полез в бардачок и вытащил на лунный свет дешевую поллитровку:

– Правильно, дед! Для аппетиту, перед ушицей, давно пора!

. – А вы, часом, не знали деда одного тут? На Маяке работал? – вдруг спросил Ленкин отец.

– Деда Василия?А как же!Той дед мне как батька был. – махнул «клешней» старожил. – Приехал по амнистии, из лагерей, больной и слабый, немногословный, подозрительный. Но вид держал! Мамка казала – старый барин наш, Тарханский. На Маяк служить пошел. И меня в помощники с собой взял. Сначала разобрал по стеклышкам, развинтил, потом наладил, дизель запустил. Понимающий был.

«Сходится, – екнуло у отставника сердце. – Сходится, мой дед…»

– Верно, жил такой дед. Старый смотритель, – отозвался Юрочка. – Сам дед древний уже тогда был, а выправка, и взгляд – посмотрит-как обрежет. Мамки детей им пугали. Ходил на самые высокие обрывы. Показать свет мореходам. Умер – и ушла с ним эта традиция. Впрочем, кто-то видел: выходит в ночи загадочная фигура в плаще с капюшоном. Стоит на самом краю опасной кручи и машет фонарем в дальние морские дали, притоптывая, словно пританцовывая...

– Это уже опосля было, – прервал Рачибо, – когда электричество к маяку подвели. Новые люди приехали, нас сократили. Вот и повадился он на скалы с фонарем. Светил своим назад, на родину, дорогу. С тем дедом такая история. Уходили они семьей в гражданскую за море, ну чтобы красные не порубали. А младшую дочку свою с моей мамкой оставили. Заболела она, чи шо? После гражданской я появился. Мы с Надеждой – так ее звали-как братуха с сеструхой. Годков на шесть меня постарше. Уехала потом. Лет сорок не виделись. Мамка перед смертью призвала к себе, и призналась…С дедом этим, когда пораненный, в поместье лежал. Слеглась по молодости. А потом их бегство, эвакуация. А меня записала на фамилию другого, Революционного героя. Так что Надежда была мне в аккурат сестрою.

– Так эта Надежда – моя мать, вот, ее бабушка, – с трепетом в голосе показал на дочь Ленкин отец.

– Вот чешет старый демон! – рассмеялся Юрочка.

– Нет, ну надо же! – всерьез удивился Рачибо. – А я уж думал, один я на белом свете! Наливай, а то заплачу!

Выпив, Рачибо с отцом обнялись, обхватил их своими мощными руками смеявшийся бригадир Юрочка. Так и стояли они в хмельном умилении.

Ленка с Виком улыбались, прижавшись друг к другу. Вик шептал:

– Какие удивительные и простые люди – твой отец, старик Рачибо, Юрочка, рыбаки! И как легко здесь дышится, на Тарханкуте! Точно в сказку попал. И ты из этих мест. Теперь и я. Будем приезжать сюда каждый год.

– Да, любимый, – гладила по щеке, преданно глядя в глаза. – У нас будет много-много детей. И каждое лето будем вместе жить в палатках у Чаши или здесь, на Атлеше. И старый Рачибо рядом. Это и будет нашим Ковчегом.

– А ци демоны – их вокруг полно, – разошелся в ночи баечник. – Во всяком случае, на Тарханкут такое ветром занесет – ховайся. Аркашка, той демон, шабашник местный. Самое откровенное зло. Оно нет-нет, и работае. А так в перерывах неделями ходит наподдатый, сам коричневый, своих вынюхивает. Кентов. Ага! На бомжатнике таких много. Как виллы у моря строить стали, так накатила и этих волна, шабашников. И только пьет с ними може день, а може, неделю. На вылет. Ну и каждый раз из его собутыльников один сгорит в лохмотьях от ночной папироски, а другой онемеет и на утро представится. Или вон, одну бабу ихнюю, снесли на погост – абсолютно синяя, как чернила. И что пила с ним – неведомо. А ему-как с гуся вода!

– Брехня все это. Байки. Стечение обстоятельств, – отозвался Юрочка. – Да ты, старый, сам демон. Да-да, и не отпирайся. Диспансерить тебя хотели лет пятнадцать назад. Никакой истории болезни не нашли. Завели новую на тебя, за державный кошт. И та пропала. Фельдшер не сбрешет. Но я-то знаю, что должна быть. Вот и в сельсовете, когда кинулись – нет про тебя документов. Только слухи, что пропал лет на пять.

– Це я в командировку защурился – усмехнулся Рачибо. – Онуков на Тамани проведував. Ну вы, молодежь, сидите дальше. А я просмотрю ставни, поосвечую. Може, ждуть огонька какие мореходы запоздалые!