Дети гламурного рая

— Читал о тебе, — сказал человек и поглядел на часы. — Я музыкант Стив Лейси, играю на саксофоне, и, говорят, неплохо. Сейчас я тороплюсь на вокзал, еду в Амстердам. Вот тебе мой телефон, Эдвард, как я понял из статьи, ты живешь здесь поблизости. Заходи. Я живу на рю Вьей дю Тампль. У меня бывают интересные люди.

И он заспешил от меня. «У саксофониста такое бесстрастное лицо, как у Хэмфри Богарта. Только он выше ростом», — отметил я.

Я бы ему не позвонил, мало ли людей встречалось мне в те богатые на встречи годы в Париже, однако вечером случилось так, что я попал в компанию своих друзей-американцев. Около сорока тысяч их жили тогда во Франции, и Джон Стрэнд — или это была Кэрол Пратлл — сообщил мне, что Лейси — живая легенда американского джаза, что многие джазовые музыканты уехали из United States, так как джаз не моден в Штатах. Джон и Кэрол были ужасно передовыми, они издавали журнал, один из восьми издаваемых ex-patriots, я им поверил. И через пару недель позвонил Лейси.

Он жил в огромной квартире в доме 57, на этой самой Вьей дю Тампль, т. е. улице Сторожевой башни Тампль (храма тамплиеров), метрах в пятистах от моей рю дез Экуфф. У него собрались музыканты, подозреваю, что все они были живыми легендами, правда, для меня, плохо образованного в музыке, их имена остались неизвестными. Но если судить по уровню литературных друзей Лейси — там, например, я встретил несколько раз знаменитого Брайана Гузена, того самого изобретателя метода «cut-ups» (нарезки), который подарил этот метод своему ученику Уильяму Берроузу, — то там собрались, ей-богу, гении. Ну и, конечно, сопутствующие богеме drug dealers с бриллиантами на толстых пальцах, истеричные женщины, юные смазливые алкоголички. Там было весело, шумно — вертеп, одним словом. А что вы хотите от людей искусства, они же не протестантские священники, не свидетели Иеговы!

Подруга Стива, Ирен, имела еще больший рот, чем Наташа Медведева, она порой выступала вместе со Стивом, жутко завывая под аккомпанемент саксофона. Я до сих пор не понял, было ли это высокое искусство или черт знает что, это ее завывание, профанация какая-нибудь.

Я был намного моложе их всех, и уже известен, и русский — значит, экзотический, потому Стив приглашал меня с удовольствием. Он пил со мной, никогда не пьянел, только бледнел. И оставался очень спокойным, я же говорю — как Хэмфри Богарт. На музыканта он был не похож (я надеюсь, он жив еще), облик бухгалтера, как у Уильяма Берроуза. Ирен как-то пожаловалась мне, что очень пьяный Стив со стеклянными глазами хотел ее как-то убить, и, спасаясь, она выбежала на рю Вьей дю Тампль.

В те годы, с 1985-го по январь 1987-го, мы плохо жили с Наташей, а в июле 1985-го совсем разъехались по разным квартирам, потому она не поехала к Стиву Лейси. Она не любила ходить со мной в одни компании, потому что ревновала меня к людям. А жаль, Стив был великолепным экземпляром джазового музыканта, невозмутимым и старомодным, великолепным экземпляром ex-patriot, обиженным на свою страну и чувствующим себя в Европе как рыба в воде. Таких, как он, теперь можно увидеть только в фильмах. А рыжая носатая дылда Ирен — его подружка! О, какие типы! Не удивлюсь, если он еще до сих пор живет там, в доме 57 по рю Вьей дю Тампль, проходит через двор в сером костюме, при галстуке, саксофон в футляре мерно покачивается в такт походке. Здоровается с консьержкой:

— Bonjour, madam!

— Бонжур, мсье Стив, — отвечает ему консьержка.

Егор Летов: Красный Егор

Люди запоминаются сценами. Сцена не первая, но вторая. В начале декабря 1994 года Егор Летов приехал в Москву. Вместе с сибирским рокером Манагером, лидером группы «Родина», они пришли в помещение «Советской России», там у моего друга Дугина была комната, за которую он платил главреду «Савраски» Чикину «натурой» — делал для него переводы с языков. Оба сибирских рокера пришли в тулупах, Манагер краснощекий, а Егор — бородатый и усатый.

— Вы как ходоки к Ленину, ребята! — сострил Дугин.

Мы тогда выпустили первый номер «Лимонки», были горды собой. В редколлегии у нас значились: Летов, Марго Фюрер (Наташа Медведева), Дугин, я… О, героические дни, первые дни начинаний! Тогда мы запустили проект, а он раскручивается до сих пор. Только из отцов-основателей остался один лишь я.

Летов никогда не скрывал, что он красный. И с самых первых дней газеты и партии убеждал нас покраснеть. В конце концов, так и случилось, но через четыре года, в 1998-м, когда ушел от нас Дугин. Летов никуда не уходил, он лишь то отдалялся, то приближался к нам, то говорил, что он не член НБП, то, что он член НБП, в зависимости, возможно, от внутреннего состояния.