Дети горчичного рая

– Ну, это еще не такая серьезная вина, – громко сказал доктор Рендаль. – Это еще не повод для обвинения человека.

Никто не обратил внимания на его слова. Все взгляды были обращены на Мэйсона.

– Ну что же ты замолчал? Припоминаешь еще что-нибудь? – спросил Босс.

– Еще он постоянно восхваляет Джона Брауна и его время и говорит, что прошло время настоящих людей и благородных поступков… Помнишь? – обратился Рой к Фэйни.

– Еще бы не помнить! – подхватил тот. – Это он сказал, когда его любимчик – черномазый Робинсон из нашего класса – написал сочинение о Джоне Брауне…

– Ого, негры начали писать о Джоне Брауне! – произнес молчавший до тех пор Парк Бийл. – Это знаменательно. Весьма, весьма знаменательно! – повторил он торжественно.

В то время как два «свидетеля» давали свои показания, присутствующие по-разному проявляли свое отношение к ним. У Сфикси была торжественная физиономия с выражением: «Я так и знал!» и «Что я вам говорил!» Редактор «Новостей» начал выказывать некоторые признаки заинтересованности: он приоткрыл сонные глаза и переводил их с одного мальчика на другого, делая, видимо, какие-то свои заключения не слишком веселого свойства. Тернер подался вперед на своем кресле и, казалось, с любопытством не только прислушивался, но и принюхивался к каждому слову: его подвижная мордочка так и ходила, так и подергивала маленьким чутким носом. Директор банка наблюдал все происходящее со снисходительным терпением человека, которому все это глубоко безразлично. Зато Миллард все более хмурился и мрачнел. Тяжелел его подбородок, тяжелели глаза, тяжелели руки.

Да, он знал, что сейчас во всем мире идет страстная, напряженная борьба: собираются все, кто устал от войн, собираются мужчины и женщины, старики и молодежь, говорят о дружбе народов, о долгом, счастливом мире, о каких-то неслыханных правах и свободах.

Но если не будет войн, значит, придется выпускать вилки, детские коляски и газовые плиты, а это куда менее прибыльно, чем снаряды и оружие… Эти проклятые разговоры о мире портят всю игру Большому Боссу. Вон у его друзей и конкурентов в Чикаго, Нью-Йорке и в других городах уже начались разные неприятности: забастовки на заводах и на транспорте, требования рабочих, какие-то бесконечные выступления ораторов, разные демонстрации. Он, Миллард, считал, что его-то это не может коснуться.

И вдруг оказывается, что здесь, в его суверенных владениях, тоже завелся этот зловредный, опасный дух!

Большой Босс сидел с таким выражением лица, как будто его только что смертельно обидели.

Один только доктор Рендаль всем своим видом выказывал равнодушие к тому, что здесь происходило. Он отвернулся к окну, и, если бы было возможно, он, по всей вероятности, с удовольствием заткнул бы уши или ушел бы отсюда.

Но беспокойство за своего любимца Ричардсона, боязнь оставить его на произвол этих людей приковала доктора к месту.

Между тем Фэйни, весь напыжась от гордости, что его слушают самые именитые и богатые люди города, старался выложить как можно полнее и скорее все, что ему известно:

– Вот, значит, когда Чарльз Робинсон написал это сочинение, Ричи, то есть, я хочу сказать, значит, мистер Ричардсон, очень хвалил и его и Джона Брауна за то, что тот так здорово расправился с белыми. А Робинсон тогда, значит, говорит, что Браун – его любимый герой, а мистер Ричардсон говорит, что это, мол, правильно и что Браун и впрямь герой, а Чарльз тогда говорит…

– Ну-ка, погоди минутку, – остановил его повелительным жестом Миллард. Он обратился к директору школы: – Второй или третий раз уже мне приходится слышать об этом негритенке. Это что же, тот самый, который отказался тогда дать полиции свои оттиски?

– Тот самый, сэр, – отвечал Мак-Магон. – Он и так был чересчур боек для цветного, а тут еще учитель внушает ему разные неподходящие идеи. Конечно, мальчишка вообразил себя чуть не избранной натурой, и когда мистер Хомер очень деликатно отстранил его от участия в живых картинах, он на него чуть не с кулаками набросился.

– Да не чуть, а просто с кулаками, – пробасил со своего места Хомер. – Это опасный тип, джентльмены.

Фэйни, все время порывавшийся что-то сказать, не выдержал.

– Ты о выборах расскажи, отец, – вскричал он: – как Робинсон организовал всех цветных и белых ребят и как явился мистер Ричардсон и поддержал их!

Однако Мак-Магон не рискнул рассказать о выборах: при этом могло обнаружиться много невыгодного для него. Поэтому директор ограничился тем, что заметил:

– Да, да, младший учитель охотно поддерживает детей низших классов населения, явно оказывает предпочтение цветным. Кажется, часто бывает у родителей учеников.

– Скажите, Мак, – вмешался вдруг Парк Бийл: – этот мальчишка Робинсон не родственник ли нашему знаменитому певцу Джемсу Робинсону?

– Племянник родной, сэр, – опередив отца, радостно заявил Фэйни. – Он всегда хвалится, что дядя привозит ему замечательные подарки. Вот и теперь, как приедет, обещал привезти ему лодочный мотор.