Он решил, что посмотрит начало праздника, а после вернется домой и будет ждать грузовик, который из мэрии должен приехать за ним, как и за всеми участниками гонок, и вывезти его машину на старт, к холму Надежды. Туда к пяти часам соберутся судьи состязания, зрители и болельщики со всего города.
Все это Василь наскоро рассказал Нэнси. Услышав о записке, девочка тоже встревожилась.
– Ох, боюсь, как бы они не подстроили Чарли какую-нибудь гнусность! – вздохнула она. – Эти парни способны на все… Они давно грозились, что не позволят негру защищать спортивную честь нашей школы.
– Мэрфи всю последнюю неделю шатался вокруг пустыря, – сказал Василь. – А его менеджера Дика – знаешь, такой рябой – я позавчера изловил возле самого гаража. У него оказалось с собой шило. Ну, я хорошенько отблагодарил его за посещение, он еле ноги унес.
– Вот видишь! – воскликнула Нэнси. – Недаром я беспокоюсь. Ох, не случилось бы какого несчастья! – Она секунду подумала. – Знаешь что? Я дам Чарли мой амулет. Он принесет ему счастье и охранит от всякого зла.
И Нэнси принялась лихорадочно рыться в стенном шкафу. На пол полетели какие-то книжки, тетради, ленты, искусственные цветы…
– Нэнси, что ты делаешь, несчастная девочка! – раздался вопль, и Маргрет ворвалась в комнату. – Ты растрепала роли, которые мне надо учить! Выбросила все мои вещи!
– Мамочка, не сердись, я ищу мой амулет. Хочу дать его сегодня Чарли Робинсону, чтобы он победил на гонках… Ах, вот она! – И Нэнси с торжеством вытащила из недр шкафа маленькую стеклянную собачку. – Я дам ее Чарли, она непременно принесет ему счастье!
Собачка была искусно сделана из лилового стекла. На шее у нее красовался тонкий бронзовый ошейник с висящей жемчужиной вместо колокольчика, а вместо глаз – маленькие блестящие камешки. Вид у собачки был очень гордый, как будто она знала, какое важное значение ей придается и какую серьезную задачу ей поручают.
Нэнси протянула собачку Василю:
– Правда, прелесть? Я всегда даю ее маме, когда у нее ответственная роль в спектакле. И никогда еще не случалось, чтобы с собачкой мама проваливала роль.
Маргрет хотела что-то ответить, но в это мгновение зазвенел звонок.
– Это, наверно, опять к тебе, – сказала Маргрет. – Я пойду открою. – И она отправилась в переднюю, напевая по дороге: – Гости едут! Гости едут! – и вдруг осеклась.
За дверью стояла некрасивая, совсем незнакомая ей девочка в нелепом платье цвета яичницы. Она смотрела на Маргрет с унылым видом, никак не вязавшимся ни с великолепной погодой, ни с праздничным днем.
– Простите, мэм, здесь живет Нэнси Гоу? – спросила девочка таким же унылым голосом и вежливо присела.
– Здесь, мисс, – пробормотала, удивленно разглядывая девочку, Маргрет. – Нэнси, встречай гостей!
Незнакомая девочка вошла, опасливо озираясь, как будто ждала, что в этом жилище «цветных» ее встретит по крайней мере парочка диких животных или что-нибудь столь же экзотическое.
Впрочем, как только она увидела Нэнси, выражение ее лица сразу сделалось жалобным.
– Мери? Ты? – Нэнси передернулась. – Зачем ты пришла?
– О Нэнси, дорогая, я не могла не прийти, – забормотала Мери, бросаясь к подруге. – Я должна была прийти и объяснить тебе все-все… Я не находила себе места…
Нэнси подняла руки, словно защищаясь от неожиданного нападения. Ее мать с удивлением смотрела на странную девочку, которая, казалось, вот-вот заплачет. Впрочем, у Мери и впрямь показались слезы на глазах и кончик носа сразу покраснел.
– Нэнси, дорогая, ты должна простить меня… Честное слово, я ничего плохого не собиралась делать. Когда они предложили мне читать стихи на празднике, я ведь не знала, что это твои стихи… А сейчас мисс Вендикс говорит, что уже поздно что-нибудь менять… И потом, Нэнси, дорогая, мне так хотелось выступить… Я просто не в силах отказаться…
Мери Смит теперь плакала навзрыд. А Нэнси… Нэнси с отчаянием смотрела на мать. Лицо матери стремительно менялось. Сначала на нем выразилось глубочайшее изумление, потом, как молния, сверкнул гнев, а сейчас оно выражало одну только грусть.
– Значит, твои стихи будет читать вот она? – спросила Маргрет, указывая на сгорбившуюся Мери. – Зачем же ты меня обманывала, дочка?
Нэнси не отвечала. Вместо нее заговорил Василь.
– Вы, мэм, не огорчайтесь так, – сказал он, глядя своими чистыми синими глазами на Маргрет. – Здесь никто не виноват – ни Нэнси, ни Мери. Это все подстроило наше школьное начальство. Оно решило, что выступят только белые ребята. Мери тоже этого не знала. Ей просто хотелось участвовать в спектакле, а ей нарочно подсунули стихи Нэнси, чтобы всех нас перессорить между собой… Но ведь мы не будем ссориться, правда? – обратился он к Нэнси. – Ты ведь больше не будешь сердиться на Мери Смит?
Нэнси исподлобья смотрела на белую девочку. Та умоляюще простерла к ней руки. Нэнси повернулась к матери.