Дети города-героя[сборник 1974]

— Я — Чапай. — Парнишка подтянулся. — Командир отряда, которому вы пришли на помощь.

— Ну, здравствуй, «Чапай». — Усманов с трудом сдержал улыбку: уж очень по-детски и в то же время не по-детски серьезно выглядела вся эта неожиданная сцена. — Сколько же тебе лет, «Чапай»?

— Пятнадцать. А это, — он показал на стоявшего за ним мальчишку, — Фурман. Ему четырнадцать…

Конечно, кто же еще может быть рядом с легендарным Чапаем, как не Фурманов, которого мальчишка называл на свой лад — Фурманом!

— Что вы делаете тут в лесах, ребята?

— Сами видите, воюем. И потом, мы не ребята, а бойцы. Партизаны…

— Ну вот что, товарищи бойцы, — обратился к мальчикам Усманов. — Сейчас давайте мыться, обедать и отдыхать. Обед у нас простой — суп с грибами да сухари. Хватит всем. А с наступлением темноты — в путь. Тут у нас только дневка. Немцы могут накрыть… Товарищ Коваленский, займитесь бойцами. — Усманов посмотрел на Чапая и Фурмана. — А вас прошу остаться и подробно рассказать о себе и своем отряде.

— Ладно, — согласился Чапай. — Только у меня есть просьба.

— Ну, коль есть — выкладывай.

Чапай немного замялся, посмотрел на Фурмана и, видимо, прочел на его лице согласие, потому что тут же выпалил:

— Разрешите нашему отряду влиться в ваш, товарищ командир…

— Э-э, нет, ты еще не успел ничего рассказать о себе, а уже ставишь передо мной такие вопросы, которые не решаются с бухты-барахты. Давай говори сперва все-таки ты, а потом уж и я возьму слово. Так-то будет лучше.

И вот что поведал Чапай командиру партизанского отряда.

2

Дни стояли солнечные, жаркие. Над землей висело бездонное голубое небо, не украшенное ни единым облачком. Да и ветер куда-то запропастился, словно его никогда и не было.

Мальчишки работали рядом со взрослыми, стараясь ни в чем не отставать от них. Работали, обливаясь потом, до изнеможения, с рассвета и до позднего вечера. Тут и ели, тут и ночевали, прямо в поле или под кустом, чтобы утром снова взять в руки лопаты, ломы, кирки, носилки.

Подростки эти были учащимися одного из ленинградских ремесленных училищ — «ремесленниками», как их все называли. Летом сорок первого года, когда война уже охватила огромный фронт от Баренцева до Черного моря и стремительно приближалась к Ленинграду, их послали «на окопы» — строить оборонительные сооружения на дальних подступах к городу. Послали самых старших — тех, кому стукнуло пятнадцать или четырнадцать лет. И вот они вместе со многими тысячами ленинградцев уже несколько дней подряд, не разгибая спин, все роют и роют противотанковые рвы и траншеи.

Время от времени над работающими проносятся фашистские самолеты, свинцом поливая людей, распластавшихся на дне отрытых ими рвов и окопов или прямо на земле.

И вдруг — ошеломляющая весть:

— Окружены!

Люди устремились полями и лесами туда, где они еще могли, по их расчетам, прорваться сквозь вражеское кольцо, выйти к своим, а затем вернуться в родной город.

Мальчишки-ремесленники собрались на совещание. Роль председателя взял на себя Миша Зеленков.

— Ребята, по-моему, лучше бежать не к Ленинграду, а в лес, — сказал он. — Ведь все равно кругом гитлеровцы. Надо бить этих гадов, бороться с ними. Давайте организуем свой партизанский отряд. Как вы думаете?

— Правильно! — тут же поддержали его с энтузиазмом почти все мальчишки.

— Отряд — это, конечно, здорово. Да только чем воевать-то будем? — возразил рыжеволосый Пашка.

Зеленков почесал за ухом, досадливо сморщил лоб:

— Ясное дело — не кулаками. Оружие придется у фашиста брать.

— Красть?

— Тьфу! Есть же такие бараньи головы, как у тебя, Пашка. Брать — это значит фашиста — на тот свет, а винтовку его — себе. Понял?

— Сам ты баранья голова, — обиделся Пашка. Он был самый маленький и щупленький, и на вид ему можно было дать не больше двенадцати лет. — Чем же ты его на тот свет-то отправишь? Палкой, что ли?

— А хотя бы и палкой. Или вот ломом. — Миша приподнял лом над головой. — Видал? Главное — прихлопнуть первого фашиста. А второго-то уж легче будет. Ведь у первого мы все оружие, какое при нем будет, заберем. Так вот постепенно и вооружимся. Понял теперь?

— Лихо у тебя получается.

— А что есть будем? — поинтересовался широкоплечий и широкоскулый Федя Татарин. Его прозвали так за восточный тип лица и легкое косоглазие, которое было у него, видимо, от рождения.

— Что бог пошлет, — без тени иронии ответил Зеленков. — От нашего двухнедельного пайка еще кое-что осталось. Ну, а потом у немцев возьмем, у добрых людей в деревнях попросим. Как-нибудь прокормимся. Не зима на дворе. Летом с голоду не помирают…

Долго еще заседал «военный совет» и наконец принял решение. Правда, не зафиксированное ни в каких протоколах, но тем не менее обязательное для пятидесяти двух мальчишек, добровольно изъявивших желание подчиниться ему. Решение было такое:

«Создать партизанский отряд. Тот, кто не уверен в себе, может уходить. Тот, кто останется, становится бойцом и подчиняется строгой дисциплине».