Если Арефьев пел, значит, он ждал чего-то очень важного.
Женя вскочил, натянул тулупчик, валенки, и через десять минут уже полозья легких санок попискивали по дороге. Лошадь трусила бодро, — еще бы, всего с двумя седоками! Автомат и пистолет были у Арефьева. Женька оружия не брал. Арефьев ехал к железнодорожному разъезду, к знакомому стрелочнику дяде Степану. Тот передавал ему сведения. Дом его был недалеко от полотна, и он отмечал и считал немецкие эшелоны, успевая иногда подсчитать даже платформы с танками и цистерны с бензином. Арефьеву нужны были данные для предстоящей крупной диверсии.
Дядя Степан был дома, ждал. Лошадь привязали у ворот в проулке, разведчики юркнули в избу.
Разговор уже шел к концу. Арефьев записал на бумажке для Липачева — командира подрывников — все, что рассказал дядя Степан.
Пора было прощаться.
— Ну как, немцы-то часто заглядывают?
Дядя Степан не успел ответить, как вдруг замер с открытым ртом и только показал пальцем в окно. Прямо к избе двигались солдаты с короткими автоматами на шее. Арефьев быстро оценил обстановку. Уходить надо огородами. Сунул Женьке записку для Липачева:
— Доставишь. За мной не беги. Прячься. Обоим нам не вырваться. Уходи один, тебя не тронут.
Он говорил отрывисто, уже около окна:
— Уходи от избы подальше.
Женька выскочил из сеней в одной рубахе. Фашисты окружили дом. Последнее, что он видел, как Арефьев, пригнувшись, бежал задами к огородам, а там через 30–40 метров лес. Родной лес, спаси командира! Немцы заметили бегущего человека и открыли огонь. Только сейчас Женька понял, что Арефьев спасал дядю Степана. Был у партизан неписаный закон: не проводить операции в селах, потому что жителям грозила виселица или расстрел от карателей. Женька чувствовал в руке смятую бумажку и слышал выстрелы на огородах. По лицу его катились слезы, он шептал: «Скорее, скорее, Михаил Осипович, скорее же!» Ну почему так далеко все наши — и комбриг, и комиссар? Не знают они, что погибает лейтенант Арефьев. И нельзя бежать на помощь. Он должен доставить донесение в отряд. Это последний приказ командира. Бежать можно было только к лесу, туда, где отстреливается Арефьев. Но там сейчас фашисты. Значит, надо ждать темноты. Женька почувствовал, как немеют пальцы и колени. Выскочил-то из избы в одной рубахе. Заметил стог и бросился к нему. Забившись в сено, он стал ждать ночи. Выстрелы смолкли. Что это значит? Ушел Арефьев? Или?.. Он вспомнил, как пел сегодня Арефьев: «Три танкиста, три веселых друга…» Вдруг он услышал голоса совсем рядом. Немцы! Записку он перетер в пальцах. Он помнил ее наизусть. Вытащил из карманов патроны. Если схватят — не докажут, что он партизан.
Но разговор шел по-русски.
— Эх, убили парня. А где же второй? Они вдвоем приезжали. Искать будут, все перероют. Но, может, не видели второго-то? Где же он? Пропадет ни за что.
При этих словах Женя решил вылезти. Двое мужчин удивленно уставились на растрепанного мальчишку в одной рубахе. Видно, они догадались, кто он.
— Ты что, парень, сдурел! Беги скорей, а то за напарником последуешь.
Один скинул ватник и набросил на Женьку:
— Беги, пока не схватились. Неровен час, донесет кто про тебя. Сволочей еще хватает.
Женька кинулся к лесу. Только сейчас он понял, что идет по последнему пути Арефьева. Лейтенант дорого продал свою жизнь. Он отстреливался до последнего. Видно, немцы уже подобрали своих убитых и раненых, на снегу остался только партизанский командир. Вот и он. Женя остановился. Смотрел и не мог тронуться с места. Словно окаменел. Исколотый штыками Арефьев лежал раскинув руки, уткнувшись лицом в землю. Снег уже запорошил его темные кудрявые волосы, и казалось, командир слушает землю. Женя попробовал поднять его и протащил несколько шагов. В стороне поселка послышался треск мотоцикла. Женька вспомнил слова командира: «Разведчик при любых обстоятельствах должен доставить добытые данные». Стиснув зубы, не замечая слез, он осторожно опустил тело командира на холодную землю и побежал к лесу. Когда он дошел до первых партизанских дозоров, уже светало.
Первый рассвет без Арефьева. Теперь к счету фашистам прибавился и счет за убитого командира. И Женька мстил. Он ходил в разведку наравне со всеми. Даже участвовал в рукопашном бою.
А в апреле 1943 года разведчик Кухаренко наскочил прямо на опешивших фашистов. В первую минуту Женя и сам растерялся. Но потом выхватил гранату и швырнул ее в гитлеровцев. А пока они опомнились, он уже бежал по вспаханному полю к реке, зажав в руке последнюю гранату с вырванным кольцом. Стоит расслабить пальцы, и она взорвется. Пусть только эти гады фашисты подойдут поближе. Они дорого поплатятся за это. Он погибнет, как тот комбат у разбитого орудия, как Арефьев…
Его преследовали на бричке, не стреляли, — видно, хотели взять живым. Холодная жирная грязь липла к сапогам, тянула к земле. К реке, скорее к реке, там свои, они ждут, ждут. Еще немного, ну еще! Холодная вода обожгла лицо. Женя плыл, подгребая левой рукой. В правой он продолжал сжимать последнюю гранату.