Дети города-героя[сборник 1974]

Первый звонок прозвучал 3 ноября. Ребят радовало начало занятий и привычный распорядок. По сигналу воздушной тревоги все организованно спускались в подземелье — так дети называли бомбоубежище. В первые же дни занятий в школе началось строительство кухни и столовой. Все материалы раздобывали сами. Обследовали несколько разрушенных домов. В одном из них — на Воронежской улице — нашли плиту. Снять ее со второго этажа, точнее — извлечь из развороченного дома, оказалось не так-то просто: над ней козырьком нависло искореженное перекрытие.

Титан и котел раздобыли в школе № 1. Хотя груз и не был тяжелым, перевозка его доставила много хлопот. Везли на лошади. Истощенное животное, которое к тому же не было подковано, скользило и падало. Когда лошадь упала в пятый или шестой раз, котел и титан очутились в канаве. Вытащить их оттуда не было сил. Помогли железнодорожники, случайно оказавшиеся возле терпящих бедствие ребят. Вскоре нашли и мастера. «За суп» он согласился выполнить печные работы. День, когда в первый раз затопили плиту (хотя она и дымила), был торжественным днем. Столовая выглядела красивой и уютной: хорошая посуда, нарядно оформленное помещение, картины и даже цветы. «Как до войны», — говорили ребята.

Поддерживать нормальные условия для занятий с каждым днем становилось все труднее и труднее.

Злоключения начались с того, что от взрыва снаряда, упавшего возле школы, во многих классах вылетели стекла. На этот раз последствия артобстрела удалось быстро ликвидировать. Через день снова сигнал тревоги. На пути в бомбоубежище ребята услышали протяжный свист и почти одновременно страшный удар, от которого пол заходил под ногами. Дома́ напротив и рядом со школой были разрушены. Сильно пострадали и два верхних этажа школьного здания. Продолжать в нем занятия стало невозможно, и было решено перебраться в бомбоубежище. «И стали мы, — писала в сочинении Валя Соловьева, — заниматься в подземелье. Где-то там, наверху, свистели фугаски, рвались снаряды, а у нас, под землей, было тихо, тепло, светло. Отвечали у доски ученики, скрипели перья, шелестела бумага. Однако когда вздрагивали стены и мигал свет, невольно возникала мысль: может быть, эта бомба попала в мой дом, может быть… но преподаватель продолжал объяснять, нужно было слушать, запоминать, записывать». Отсеки не были отделены друг от друга дверями, и чтобы не мешать классу, занимающемуся рядом, говорили тихо. «И нередко в урок по естествознанию, — писала тогда в дневнике преподаватель этого предмета М. Н. Леончукова, — вплетались отрывки уроков по литературе, химии».

V

В самые тяжелые блокадные дни ученик школы Миша Тихомиров сделал дневниковую запись: «Едим два раза в день: утром и вечером. Каждый раз суп с хряпой или с чем-нибудь другим (довольно жидкий). До последнего времени пекли лепешки и варили кашу из дуранды (теперь она кончается). Закупили около 5 килограммов столярного клея, варим из него желе (плитка на один раз) с лавровым листом и едим с горчицей». Эта запись, первая в дневнике мальчика, датирована 8 декабря. А через четыре дня Миша напишет: «Вообще все мы страшно похудели, в ногах и теле слабость, которая особенно чувствуется после пилки дров (даже очень непродолжительной), ходьбы и т. д. Тело все время зябнет, пустяковые царапины и ожоги не заживают очень продолжительное время». Приводим еще несколько записей из этого документа.

«14/ХII. В городе заметно повысилась смертность: гробы (дощатые, как попало сколоченные) возят на саночках в очень большом количестве. Изредка можно встретить тело без гроба, закутанное в саван».