(Из статьи М. Кропачевой, депутата Верховного Совета РСФСР. «Ленинградская правда» № 127, 1 июня 1943 г.)
20 июня в лагере ленинградских школьников состоялся большой праздник, посвященный открытию лагерного сбора. Школьники 8-х и 9-х классов живут в палатках среди соснового парка. Под руководством опытных командиров они изучают военное дело — строевую, огневую и тактическую подготовку. Школьники участвовали в кроссе по сильно пересеченной местности, переползали по-пластунски, соревновались в метании гранат. Праздник закончился спортивными играми и концертом художественной самодеятельности.
(«Пионерская правда», 23 июня 1943 г.)
…Мы помогали взрослым строить баррикады, рыли щели, ставили заграждения на окраинах и улицах города, помогали милиции ловить шпионов, диверсантов и ракетчиков. Я расскажу два случая о ребятах из нашего дома.
Однажды под вечер во время тревоги мы поднялись впятером на крышу и видим — стоит какой-то гражданин и смотрит по сторонам. Мы подошли к нему, спросили, кто он и зачем он здесь. Он ответил нам: «Я монтер, чиню провода». Пока мы с ним разговаривали, один из нас позвал милиционера с дворником, которые увели «монтера» в отделение милиции. Потом оказалось, что это был вражеский ракетчик.
Поздно ночью раздалась тревога. Мы быстро залезли на крышу и вдруг услышали, как летят бомбардировщики и бомбы, сброшенные врагом, рвутся невдалеке. Свистя и жужжа, на наш дом упали 4 зажигалки. Мы сбросили 3 бомбы на улицу, а до последней никак не могли добраться, — она упала на самый край крыши между нашим и соседним домом. Думать было некогда — уже горели перекрытия. Тогда ребята обвязали меня, потому что я самый легкий, проволокой от антенны и спустили вниз. Я сбросил бомбу лопатой на улицу, а ребята залили огонь водой. Так мы спасли дом от пожара.
(Из заметки Саши Геркена. «Пионерская правда» № 24, 16 июня 1943 г.)
Елизавета Трофимовна Шарыпина
Брат и сестра
Февральское утро 1942 года. Медленно иду по Загородному проспекту. Легкие снежинки падают на плечи, на воротник полушубка, на лицо. Попадают на губы — слизываю их. Хочется еще и еще. С выступа дома снимаю ладонью легкий белый пушок и в рот. Быстро растаял. Снова и снова глотаю снег, вроде бы не так хочется есть. Начинаю мерзнуть. «Не хватает ангины», — мелькает в голове, однако снег продолжаю есть.
На Загородном никого. Но вот впереди меня из ворот дома вышла маленькая фигурка с прутом в руке. На голове детское, в шашку, байковое одеяльце. Хочу догнать, увидеть: кто это? Что-то на своем участке (я работала там политорганизатором) не видела такого человечка.
Фигурка свернула в следующие ворота. Иду за ней. Около кучи мусора этот человечек с прутиком (теперь я рассмотрела: этот прут от спинки детской кроватки) останавливается и ковыряется в замерзшем мусоре. Подхожу ближе.
— Кто ты? Из какого дома? — спрашиваю тихо, чтобы не спугнуть.
Ко мне повернулось маленькое, почти прозрачное лицо. Темные глаза смотрят с укором. «И чего тебе надо? — так, кажется, говорят они. — Шла бы своей дорогой!»
— Я всех в этих домах ребят знаю, а тебя не видела.
Молчит.
— Чего ты тут ищешь?
— Ищу чего-нибудь Ленке поесть. — Голосок совсем слабый. На вид мальчику лет семь.
— Да разве тут чего найдешь?! Ты же видишь, тут мусор! Звать-то тебя как?
— Петька, — так же неохотно и как-то равнодушно отвечает он и вдруг немного оживляется: — А вчера в одном дворе я кочерыжку хорошую, только замерзлую, нашел. Ленка ее долго грызла и мне оставила.
Я потрясена! Нет, не тем, что дети ели кочерыжку, взятую в мусоре! Кажется совершенно невероятным: у кого, откуда оказалась капуста?! Кто мог сейчас выбросить «хорошую», как говорит малыш, кочерыжку?!
Не верить Пете не могу: вижу, он и сейчас еще чувствует вкус «замерзлой» кочерыжки.
— А Лена кто? Где она?
Петя нахмурился, посмотрел на меня подозрительно, — чего, мол, выспрашивает!.. Потом во взгляде появляется доверие, морщина между бровей разглаживается.
— Сеструха моя. Дома она… Только в квартире никого больше нет. Мамку позавчера ранило, а батька фрицев бьет… Мамку в больницу забрали…
Чувствую, мальчик очень устал от разговоров.