Дети Грозы

Северная столовая сегодня оправдывала название — словно дыхание Закрайней Ночи витало среди ароматов традиционных валантских блюд, среди лиловых ирисов, расставленных среди блеска серебра и тончайшего фарфора, и свежих фруктов, горками выложенных на золотые блюда. Несмотря на теплый, напоенный ароматами цветов апрельский ветерок, Ристане казалось, что вино сейчас зазвенит о хрусталь сосульками — замороженное идеальной вежливостью и идеальными дипломатическими улыбками, сияющими, как ледяные торосы в полуденном солнце. Особенно остро сиял виконт Вандаарен, сухощавый, рыбоглазый и бесцветный северянин, под придворной любезностью прячущий торжество победителя.

— Ваше Величество не возражает сегодня же обсудить условия брачного контракта Их Высочеств? — осведомился он после третьей перемены блюд.

— Мы рассмотрим любезное предложение Его Высочества сегодня вечером. А пока отведайте фоль-дибар, милейший виконт. Полосатые осьминоги в этом году особенно нежны, — лучезарно улыбнулся король.

Отец выглядел плохо. Конечно, он не позволил себе ни опустить гордо расправленные плечи, ни показать усталость и разочарование — нет, Мардук Суардис даже в дни неудач оставался настоящим королем. Но Ристана слишком хорошо знала отца, чтобы обмануться видимостью силы.

По знаку короля слуга поднес северянину исходящее ароматным паром блюдо, откинул крышку.

— Благодарю, Ваше Величество! — отозвался Вандаарен, наблюдая, как слуга наполняет тарелку. — Если не ошибаюсь, с Фаллийского побережья?

— Вы совершенно правы, виконт, — вместо занятого ломтиками фоль-дибар короля продолжил светскую беседу Ниль Адан.

Ристана кинула короткий взгляд на супруга: герцог Адан держался не хуже сюзерена. Изысканно вежливый, уверенный в каждом слове и жесте, некогда любимый супруг великолепно делал хорошую мину при плохой игре. Странно, если б было иначе — он практиковался ежедневно на протяжении последних десяти лет. Ристана точно знала, что мрачноватый красавец с посеребренными висками вовсе не так хладнокровен, как кажется. Она слишком хорошо помнила, как одиннадцать лет тому назад Ниль Адан вился вокруг нее, окружал теплом, любовью и заботой. А она принимала это как должное, увлеченная лишь восстановлением справедливости. В девятнадцать лет казалось, что достаточно изредка снисходить к супругу, чтобы он — тряпка этакая! — вечно продолжал ее боготворить. Ведь она самая прекрасная, умная, изысканная женщина королевства, к тому же — оказала ему высочайшую честь, осчастливила браком. А его дело — во всем поддерживать ее, исполнять капризы и послушно ревновать к восторженным поклонникам.

Пропуская мимо ушей намеки супруга о детях, она думала: потом! Вот сначала она отделается от мачехи и убедит отца снова назначить наследницей ее, и тогда… только тогда не наступило. Не успело. Кто бы мог подумать, что безумно влюбленный слабак Ниль посмеет не прыгать от счастья, когда она вернется в супружескую постель? Что он посмеет упрекнуть ее не в измене, а в гибели каких-то слуг! Как будто Ристана виновата, что придурочный светлый прозевал под самым носом колдунью? Был бы умнее, не позволил бы хиссову отродью себя убить. И вообще не лез бы помогать королеве при родах — зря что ли Ристана пустила его к себе в постель? Проклятые светлые. Все у них совесть, мораль и прочая чушь — а по сути такие же предатели, как и темные.

И ведь она переломила себя, дала Нилю шанс одуматься. Даже пообещала подумать о ребенке. Но вместо благодарности получила ультиматум: оставь в покое брата и сестру. А ребенка так и не случилось… даже в тот раз, когда она, напоив мужа, залезла к нему в кровать. Пьяный, он так нежно шептал: Тайна, любимая… А наутро сделал вид, что не ничего не помнит — и назвал ее Высочеством…

Как давно это было: нежность и страсть, горе и ярость… Она до сих пор иногда пыталась поймать на гордом лице отблеск былых чувств. Любых — она бы согласилась и на гнев, и на ненависть. Но Ниль замкнулся в непроницаемом равнодушии, и даже на любовников супруги смотрел как на пустое место: Ристана давно перестала надеяться высечь из мерзлого базальта искру ревности. И тщательно скрывала собственную — вокруг первого королевского советника постоянно вились дамы не самых строгих нравов, а он не считал нужным скрывать, что время от времени позволяет одной из них согреть холодную супружескую постель.

Вместе с отцом и Нилем Ристана развлекала посланника Его Императорского Высочества Лермы и в сотый раз молила Светлую о чуде. Но, увы, чуда не случалось. Посланник оказался слишком крепким орешком. Его не смутил ни возраст невесты, ни странности ее магии, ни крайне скудное приданое, ни портрет Шуалейды, на котором та походила на несвежую нежить… На все отговорки он заявлял:

— Его Высочество считает Ее Высочество Шуалейду лучшей невестой Империи.

Если бы Ристана могла, своими руками подлила бы яду самодовольному негодяю Вандаарену и полюбовалась, как он зеленеет и задыхается. Но вынуждена была улыбаться и выказывать счастье великой честью, оказанной Императором дому Суардисов.

Проигрыш.

Поражение.