Дети Ирены

о, что произошло в Варшаве во время немецкой оккупации, и то, чего достигла группа людей под руководством Ирены Сендлер, в любом случае является потрясающей историей со всеми элементами хорошего романа. Но эта книга – не произведение художественной литературы, она документальна в самой своей основе. Материалом для книги служили в основном обширные письменные источники, включая написанные рукой Ирены Сендлер мемуары, интервью с ней, свидетельства детей, которых она спасла, и тех, с кем она работала (и их детей), мемуары и биографии тех, чьи истории пересекались с ее, опубликованные интервью, материалы личных бесед, академические исследования оккупированной Варшавы, сведения, полученные при посещении многих из описанных здесь мест и при работе с архивами в Варшаве, Лондоне, Берлине, Нью-Йорке и Иерусалиме.

Часто, впрочем, как в случае с любым тайным сообществом, исторические записи противоречат друг другу, либо в истории отсутствуют какие-то связующие нити. Есть в этой истории моменты, которые слишком опасно было записывать после войны, особенно при коммунистическом режиме, и есть случаи, когда свидетельства были по необходимости избирательными. Сама Ирена тоже иногда писала – особенно об Адаме, – используя своего рода коды, которые нужно расшифровывать, и здесь возникает вопрос, как примиряются присущая молодости беспечность с обретенной в поздние годы верой. Есть такие истории о прославленных и ушедших от нас людях, которые мы хотим рассказать из собственных эмоциональных побуждений, и это накладывает на рассказ определенный отпечаток. Кроме того, есть немало противоречащих друг другу воспоминаний, написанных позднее, множеством свидетелей событий, которые смутно осознавались даже теми, кто их переживал, а в новостных репортажах или в опубликованных расшифровках интервью все равно что-то всегда оказывается упущенным. Не все хотели, чтобы их историю рассказали – не важно, насколько героической она была, – в сложные годы, последовавшие за освобождением Варшавы.

В этой книге я не претендую на энциклопедичность. В данном комментарии, а также в примечаниях, которыми заканчивается книга, я лишь указываю на некоторые отсутствующие в этой истории имена (хотя они вполне могут упоминаться в других историях). Некоторые из самых важных сотрудников Ирены, таких как Ванда Дроздовская-Рогович, Изабела Кучовская, Зофья Патека, Роза Завадская, Винсенти Ферстер, Ядвига Бильвин и Хелена Меренхольц, упомянуты здесь лишь вскользь или не упомянуты вовсе. Чаще всего это связано с тем, что я не могла найти достаточно информации об их жизни и деятельности во время войны. Вторая причина – отсутствие возможности рассказать в одной книге историю двадцати-тридцати героев, уделив достаточно места каждому. Но сама Ирена считала этих людей своими самыми бесстрашными помощниками.

Также должна заметить, что в этой биографии описана лишь первая часть жизни Ирены Сендлер. Я не пыталась отразить здесь сложный политический, романтический и семейный опыт, который формировал ее долгую жизнь после 1945 года, кроме как в очень кратком заключении. История сталинизма и постсталинизма в Польше тоже своего рода Холокост, и Ирена столкнулась в этот период с иными опасностями и репрессиями.

Во всех этих случаях я должна была взвешивать достоверность и преимущество одного набора фактических деталей над другим и делать обоснованные умозаключения, основанные на здравом смысле, моей оценке личных мотивов и на всех имеющихся в наличии свидетельствах. Когда мне казалось очевидным, невзирая на лакуны, что есть лишь один способ понять смысл разрозненных фактов и то, как они связаны друг с другом, основываясь на знании контекста и характере обсуждаемого персонажа, я рассказывала историю без дальнейших оговорок так, как, по моему мнению, все должно было происходить. В некоторых случаях это включало экстраполирование исторического контекста для установления порядка событий и конкретных деталей связей и встреч между теми людьми внутри ячейки, личности которых остались неизвестны. Детали во всех случаях базируются на выстраивании известных фактов, но там, где есть пробелы в таком выстраивании – а некоторые пробелы очень значимы, – я делала вывод на основе наиболее вероятного суждения и знания людей и эпохи, о которой пишу. Другой автор, скорее всего, написал бы другую историю на основе тех же фактов. Всех читателей, заинтересованных в том, чтобы пойти по моим стопам и сделать свои, может быть, совсем другие выводы, я отсылаю к примечаниям, и я всегда рада письмам от читателей на свой электронный адрес.