Немцы даже не представляли, что такое может случиться. Еврейское сопротивление, тем более подобного масштаба, никак не вязалось с их представлениями о том, на что способны жалкие
Мертвые тела покрывали улицы. В первом же бою погибло больше двухсот бойцов Сопротивления. Но немцев, напоминали друг другу оставшиеся в живых, было убито еще больше. Пожилые евреи выходили из своих убежищ, чтобы целовать в щеки молодых героев, неподвижно лежащих на тротуарах. Народ заполнил улицы, незнакомые люди обнимались. Все знали, что празднуют лишь временный успех, но этот момент, которого ждали долгие годы, наконец настал. 20 апреля немцы отложили свое возвращение до второй половины дня, попробовав реорганизоваться. Бой снова был жестоким. Гетто охватила радость, когда в результате взрыва удачно расположенной мины в один момент погибло больше сотни эсэсовцев. Немцы ужасались тому, что девочки-подростки, бесстрашные и готовые умереть, «прятали в своих широких брюках гранаты» с тем, чтобы, подойдя как можно ближе, уничтожить побольше врагов284
. На второй вечер настроение было не менее радостным. «Мы смеялись и были счастливы, – вспоминали бойцы. – [Когда] мы бросали гранаты и видели кровь немцев на улицах Варшавы, затопленных кровью и слезами евреев, нас охватывала великая радость»285. Среди руин еврейского госпиталя, где Ала жила в полуразрушенном подвале дома номер четыре по улице Генся, она и Нахум Ремба вновь объединили усилия с другими врачами и медсестрами, быстро оборудовав медпункт для помощи пострадавшим бойцам.Когда новость о еврейском восстании проникла на «арийскую» сторону, поляки приветствовали ее. Но у этого веселья были и зловещие оттенки. Жители «арийской» стороны занимали длинные очереди к колесу обозрения, чтобы посмотреть с высоты на развернувшуюся внизу фантастическую битву. Поляки заняли все окружающие мосты с видом на гетто, устраивая там пикники и наблюдая за боями. Тем же, кто отчаянно сражался в гетто за свою жизнь, казалось, что собравшиеся радуются не столько
Ирене было больно слышать все это. Ее пропуск больше не действовал, и войти в гетто она не могла. Каждый день она стояла у стены, ломая голову над тем, что может сделать, как может сообщить Але, что она все еще рядом. Из всех ее довоенных еврейских друзей внутри гетто осталась сражаться только она одна. Но пока Ирена не могла сделать ничего, чтобы помочь ей или другим бойцам.
На шестой день восстания, в воскресенье, ситуация в гетто стала меняться. Немцы, разъяренные сопротивлением, поджигали один за другим дома. Столбы густого дыма валили из-за стены, и в весеннем воздухе по всему центру Варшавы кружились хлопья серо-белого пепла. Юлиан Гробельный послал Ирене сообщение, попросив ее срочно прийти тем утром к нему домой. Позднее Ирена вспомнила, что, стоя на пороге его дома, она слышала по всему городу звон пасхальных колоколов. Мимо нее шли женщины в праздничных шляпах и красивых платьях с цветочным рисунком. Из открытых окон доносился радостный шум пасхальных завтраков. Но Юлиан в своей маленькой задней комнате был подавлен. В гетто развернулась партизанская война, сообщали его источники, и бойцов Сопротивления атаковали со всех сторон. О победе над немцами речи не было. Понятно, что она невозможна. Сейчас нужно было помочь тем выжившим, кто сможет выбраться из этого ада.