Дети из квартала «Рядом-с-небом»

Это сказала сеньора, обращаясь к Клаудио.

Он ответил:

— Я поднял его.

И собирался рассказать, как все было. Но в эту минуту подошел садовник, а с ним его внучек, который испуганно прижимался к деду, словно хотел спрятаться за ним, и все еще держал в своих маленьких пальцах злополучную бабочку. Увидев его, хозяйский сын закричал:

— Это он меня толкнул! — и заплакал громче прежнего.

— Ах!

— Ох!

Это вскрикнули разом сеньора и садовник, в то время как одна угрожающе наступала на виновного, а другой угрожающе схватил его за воротник. Малыш выпустил бабочку. Клаудио видел, как она упала, словно маленькая желтая бумажка, и затрепетала, пытаясь улететь, как будто ветер, пробежав по бумажке, оживил ее на краткое мгновение; потом, уронив крылышки, неподвижно застыла на тропинке…

Он отвернулся, чтобы не глядеть на нее, и подошел к группе людей, столпившихся на месте происшествия. Теперь плакал внучек садовника, а дед безжалостно бил его под равнодушными взглядами остальных.

— Эй, не бейте его так, не бейте! — крикнул Клаудио и шагнул вперед.

— Ах, не бить его? — взвизгнула сеньора. — Ах, не бить его за то что он толкнул моего сына? За то, что мой сын упал и ушибся?…

Няньки, служанки, гувернантка — все дружно обрушились на Клаудио, на человека, мешающего свершению справедливого суда:

— Еще чего не хватало!

— Не бить его? Вот еще!

Клаудио пришел в бешенство. Кровь, эта самая его кровь, которая была, наверно, очень красной и очень горячей, более красной и более? горячей, чем кровь окружавших его людей, зажгла румянцем гнева его щеки; она застучала в его висках, заливая кипящими волнами его глаза и звоном наполнив его уши. На краткое мгновение он еще сумел совладать с собой, успев взвесить на весах своей совести тайный страх за собственное благополучие (ведь он так много страдал и так боялся, что придется страдать снова!) и жажду восстановить справедливость. Он подумал: если я заступлюсь за внука, меня выгонят на улицу — катись снова, как перекати-поле… Он перевел дух. Смолчать? Секунду он колебался. Всего только секунду. Кровь его стучала в висках, кровь его требовала справедливости. Слепой от душившего его яростного гнева, он рывком бросился вперед, оттолкнув тех, кто стоял на его пути, и крикнул:

— Не смейте! Не смейте!..

Тем временем садовник уже выпустил своего внука и теперь толкал его к хозяйскому сыну, приказывая:

— На колени! На колени! Проси прощения! На колени!

— Не смейте! Не смейте!.. — снова закричал Клаудио и вырвал внука из рук деда. — Не смейте! Это несправедливо! Не смейте! Я все видел. Он не толкал вашего сына! Ваш сын врет! Ваш сын бежал за этим мальчиком, бежал, чтобы отнять у него бабочку, и упал. Он сам упал, никто его не толкал. Он врет! Все это вранье!.. Я не позволю больше бить этого мальчика! Пусть только кто-нибудь попробует тронуть его еще раз!..

Он угрожающе обвел взглядом всех присутствующих. Никто не пошевелился, но сеньора принялась кричать:

— Ах ты негодяй, ах ты бездельник! Так ты платишь моему мужу за все, что он для тебя сделал? Да?… Ну, я тебе покажу! Немедленно вон из моего дома, сию же минуту!.. Роберто, Роберто!.. Позовите Роберто!

Пятеро слуг бросились было на поиски судьи. Но он уже сам спешил к месту происшествия, привлеченный криками своей жены.

— Немедленно выгони на улицу этого мошенника! Видишь, как он платит тебе за все, что ты для него сделал? Он оскорбил меня! Вон, вон сию же минуту! Пусть ни секунды здесь не остается, ни секунды! Вон!

Клаудио, продолжая держать за плечо избитого малыша, взглянул на судью. Он ждал справедливого суда. Он хотел говорить, объяснить все, но на искаженном лице судьи он заранее прочел свой приговор — ждать справедливости было бесполезно. Куда девалось спокойное выражение, ясный взгляд, так поразившие Клаудио, когда он впервые увидел судью? Однако Клаудио еще ждал. Неужели все, даже этот человек, который когда-то поступил с ним хорошо, будут так жестоко несправедливы к нему?

Судья сказал:

— Забирайте свои пожитки и уходите!

Клаудио выпустил плечо малыша, которому уже не нужна была его защита. Теперь он сам нуждался в защите, и он попытался защищаться:

— Я не оскорбил сеньору. Сеньора врет!

— Вон отсюда, немедленно вон, на улицу!

Нет, судья совсем был не похож на того спокойного человека с голубыми глазами! Теперь он кричал, и лицо его было красным от злости. Клаудио понял, что сделал промах: его слова только обидели судью и еще больше разозлили. Оказывается, иногда, чтобы говорить правду, тоже нужно хитрить. Он понял, что пропал. Судья продолжал кричать:

— Вон отсюда, а то я прикажу принести палку! Я тебя в тюрьму упрячу!

Он говорил Клаудио «ты»! Он тоже теперь обращался с ним, как с собакой! Мальчик медленно пошел прочь, опустив голову, подавленный обрушившейся на него бедой.

Сеньора крикнула ему вслед:

— Неблагодарный!

Это слово словно камнем ударило его. Он остановился, оглушенный. Умоляющим голосом он запротестовал:

Нет, я не неблагодарный!.. Сеньор, выслушайте меня! Выслушайте, сеньор судья!

Но судья завопил:

— Вон отсюда! Вон!..