Утро не задалось. Овсянка была совсем уж водянистая, а Олег такую терпеть не мог. Жена Света, врач по специальности, придерживалась самых строгих диетических правил – овсянка на воде с молоком, бездрожжевой хлеб, соевый сыр, однопроцентный кефир и все в таком духе. Олега такая диета устраивала только наутро после обильного застолья – подобная пища казалась ему епитимьей, наложенной за грех чревоугодия. В остальное же время он мечтал о колбасе на свежем белом батоне, вологодском масле, жареной курочке и всем том, что приводит человека в кабинет гастроэнтеролога. Постучав ложкой по краям кастрюли и разбросав по ее стенкам сероватые комочки вареного овса, Олег громко вздохнул. Можно сказать, даже театрально вздохнул. Однако из комнаты жены не послышалось ни звука. Света знала, что стоит ей сейчас выйти, как возникнет диспут, который ничем, кроме взаимных обид, не закончится. Она все так же будет готовить полезную еду, а он по-прежнему будет ворчать и демонстративно есть жирную колбасу. Назло ей он даже не перекладывал нарезку на тарелку. А ел прямо так, с белой пластиковой упаковки. Света как-то пыталась ему объяснить необходимость режима питания в его, Олеговом, возрасте, но вместо внимательного и благодарного слушателя получила разгневанного самца, требующего мяса. С этой минуты Света выбрала тактику тихой экспансии. Поэтому она не показалась из своей комнаты до тех пор, пока не хлопнула входная дверь. Олег же, перед тем как сесть в машину, заскочил в супермаркет, где купил свежих булочек, упаковку паштета и ветчины. Уже стоя в пробке на Садовом кольце, он вдруг подумал, что было бы, если бы он, Олег, тогда не поторопился и не женился на Свете. Если бы он тогда послушался Полину. «Я тебя не отговариваю, ведь я совсем не знаю твою невесту. Но больно уж скоропалительно… такое впечатление, что назло кому-то». Она деликатно не уточнила кому. «Что было бы? На Полине бы женился!» – эта мысль не была неожиданной.
Олег давно понял, что по характеру, по устройству души, по темпераменту Полина совсем на него не похожа, а поэтому так притягательна для него. С ней было интересно, весело, она будила в нем азарт и заражала смелостью. Казалось, что Полина ничего не боится – ни нового и незнакомого дела, ни конкурентов, ни конфликтов с заказчиками, ни грубых печатников. С людьми она сходилась легко, в делах же почти всегда одерживала верх. Рядом с ней Олегу казалось, что вся жизнь в пузырьках веселого и хмельного шампанского. «А дома тихо, как в церкви…» Олег давно уже отметил некоторую постность Светы – тихий вкрадчивый голос, бесшумную поступь, спокойный взгляд. «Сестра милосердия, и все этим сказано!» – такое определение дал Свете его ближайший приятель, Алексей. Олег бросил взгляд на покупки, лежавшие на переднем сиденье, и его настроение немного выровнялось – сейчас он приедет в офис, они с Полиной поставят чай, сделают бутерброды и славно позавтракают за обсуждением последних типографских новостей. Однако Олегу пришлось своим ключом открывать офис. Полина еще не пришла. В расстройстве он швырнул пакет с покупками на кожаный диван. Олег привык, что в девять утра она уже на месте, что сразу же спускается в цех, проверяет напечатанный за ночь тираж. Если, не дай бог, она обнаруживала брак, то тут же поднималась к заместителю директора типографии. Алексей Никитич, или для всех Никитич, Полину боялся. Сухонький, небольшого роста Никитич становился меньше, когда она появлялась. Полина не уходила до тех пор, пока не получала его разрешение на перепечатку тиража за счет типографии. Полина не ругалась, не кричала, не бросала на огромный, заваленный пробными оттисками стол испорченные экземпляры. Она тихо разговаривала, жаловалась на капризных заказчиков, рассказывала страшные истории о возврате денег. Так она сидела до тех пор, пока Никитич не вызывал начальника цеха и по-свойски не договаривался о дополнительной смене. Полина уходила, а Никитич понимал, что эта молодая женщина своим упорством и характером даст фору таким старым зубрам, как его начальники цехов: «Ее бы к нам в штат. Цены бы не было – и план бы давали, и брака бы не было…»