Дети капитана Гранина

— Да мы совсем про другое. Ты не так поняла, Катя. — Алеша смешался, но вспоминать про обыск ему не хотелось. — Уже служишь? — Он кивнул на матросскую звездочку на ее берете.

— Служу. Санинструктор веэмге. — И свысока, как непосвященному, пояснила: — Военно-морского госпиталя. А ты?

— Пока на мирном положении. — Алеша постыдился сказать «вольнонаемный». Вспомнив, он достал из кармана осколок: — Хочешь на память? Тепленький был…

— Подумаешь! Возле госпиталя их полно. От фугасных, от бомб.

— Это от гранаты. («Эх, рассказать бы ей про бой!..»)

— Можешь отдать своей невесте, вояка! — насмешливо сказала Катя. — Тебя на военную службу не берут?

Шофер уже завел мотор, из кабины звала старшая медсестра:

— Белоус, в машину!

— Сейчас! — отмахнулась Катя. — Ты хоть написал матери?

— Там немцы. — Алеша опустил голову. — Уже в сводке было…

— Белоус! — Старшая высунулась из кабины. — Сколько можно!..

— Добивайся, Горденко, настаивай! — Катя вскочила в кузов. — Может, к нам в санитары возьмут…

Машина тронулась. Алеша стоял, пока она не скрылась за бугром.

На земле валялся кусочек рваного металла.

* * *

Среди многих рапортов, поданных командиру базы торпедных катеров о назначении в десант, была решительная просьба Ивана Щербаковского. На Ханко он только прибыл, никто его еще не знал, взяли шофером полуторки. В прошлом торговый моряк, он облазил весь свет, прошел все — от палубного матроса до механика. Был он черен как цыган, быстр и резок в движениях и разговоре, роста среднего, но жилистость и худоба делали его высоким. Он уверял, и в это нетрудно было поверить, что именно в котельной он навеки почернел, а палящее солнце тропиков так выдубило его кожу, что ни одна пуля ее не пробьет. На этом основании он требовал зачислить его к Гранину немедленно и включить в список добровольцев обязательно под номером один — так и написал в рапорте. Командир береговой базы, выслушав его доводы, сказал, что список составят по алфавиту:

— Ваше место в нем на «Щ». Понятно? Можете идти.

Щербаковский выбежал из штаба, что-то вспомнил, вернулся, нашел нужного писаря, узнал, что все матросы на «А» в море, а список открывает фамилия Бархатов. Он пошептался с писарем и ушел. В назначенный час добровольцы построились у штаба в полном вооружении. Начальник строевой части развернул список и выкликнул:

— Щербаковский Иван Петрович!.. — Осекся, пожал плечами и закончил: Главный старшина.

— Есть! — радостно крикнул Щербаковский, благодарно зыркнул на писаря и тут же под сердитым взглядом командира береговой базы вытянулся так, словно в него вогнали жердь.

— Бархатов Борис… Макатахин Михаил… Никитушкин Николай…

Перекличка кончилась, начальник политотдела сказал напутственное слово, и катерники строем двинулись в Рыбачью слободку, где их поджидал «Кормилец». Там опять выкликали по списку, и Щербаковский первым прыгнул на буксир.

Увидев Алешу без дела возле рубки, он протянул ему автомат:

— Подержи, сынок, машинку. Приготовимся нырять с вашей шаланды в залив. Щербаковский стал заправлять флотские брюки в скрытые под ними сапоги.

Алеша простил ему даже «шаланду», приняв на хранение автомат.

Совладав с обмундированием, Щербаковский взял оружие.

— Нравится? — спросил он покровительственно.

— Нравится, — подтвердил Алеша.

— Ты какого года?

— Тысяча девятьсот двадцать третьего.

— Сосунок еще. В твоем возрасте Иван Петрович весь свет обошел, исключая Албанию и Китай, побывал даже в таком государстве — Таи, где императором его величество Пу И.

Матросы хохотали, но Алеша не удержался, поправил:

— Император Пу И в Маньчжурии. Мы это в седьмом проходили…

— Ты, сынку, с Иваном Петровичем не спорь, — настаивал главстаршина, поглядывая на десантников. — Я, возможно, лично разговаривал с императором.

— О чем же вы беседовали, главстаршина? — поддел Бархатов.

— Подарил краткую биографию Николая Второго с надписью: «И ты там будешь!», — отрезал Щербаковский под смех матросов.

— Берегись! — крикнул из рубки Шустров.

Буксир круто вильнул от очередного снаряда; все присели, кроме Щербаковского, его обдало волной, но он стоял, как влитый в палубу.

Довольный собой, он протянул Алеше автомат:

— Хочешь такой иметь?

— Очень.

— Так в чем же дело? Плюнь на эту шаланду, иди со мной. Возьму к себе в адъютанты. Завтра же раздобудем автомат, гранаты…

— Зачем, главстаршина, дисциплину подрываешь? — вскипел Бархатов. Паренек на должности, а ты его сбиваешь с пути…

— Подумаешь, должность — болтаться на старой калоше. Ты, сынку, айда за мной. Приму под свое командование.

На пристани Хорсена Пивоваров распределял пополнение — кого в оборону, кого на Старкерн, кого в резерв. Щербаковский предстал перед ним во всей красе. Где-то он уже разжился пулеметной лентой, опоясался ею, заткнул за пояс гранаты и заломил мичманку. Пивоваров оглядел его с головы до ног, покачал головой и сказал:

— Ленту сдать в боепитание для пулеметчиков. Привести себя в порядок — и в резерв.

— Как в резерв?! — опешил Щербаковский. — Я воевать пришел, а вы меня в резерв!