Дети капитана Гранта

Более старые деревья, которым перевалило за пятьсот – шестьсот лет, несли огромные шатры зелени, покоившиеся на бесчисленных переплетающихся ветвях. У этих патриархов новозеландских лесов стволы были до пятидесяти футов в окружности. Все спутники Гленарвана, взявшись за руки, не могли бы охватить такой гигантский ствол.

Три дня маленький отряд брел под этими огромными зелеными сводами по глинистой почве, на которую никогда не ступала нога человека. Об этом говорили и большие наплывы клейкой смолы на многих стволах: она могла бы на долгие годы обеспечить туземцев товаром для торговли с европейцами.

Охотники наталкивались на большие стаи киви, столь редких в обитаемых местах. Здесь же, в недоступных лесах, эти странные птицы нашли себе убежище. Теперь у путешественников было вдоволь здоровой пищи – мяса киви.

Вечером 1 марта отряд Гленарвана, выйдя наконец из огромного леса гигантов-каури, расположился лагерем у подошвы горы Икиранги высотой в пять с половиной тысяч футов.

От горы Маунгахауми было пройдено около ста миль, а до побережья оставалось еще миль тридцать. Когда Джон Манглс надеялся закончить весь переход дней в десять, он еще не знал, какой трудный предстоит путь.

Оказалось, что частые обходы, различные препятствия, неточность в определении координат удлинили маршрут на одну пятую. И вот путешественники добрались до горы Икиранги уже в совершенном изнеможении.

Чтобы выйти на побережье, нужно было еще два больших дневных перехода. И как раз теперь требовалось удвоить энергию и бдительность, ибо путники снова вступали в обитаемые места. Однако все преодолели свою усталость и на следующий день на рассвете вновь двинулись в путь.

Дорога между двумя горами – Икиранги справа и Харди, высотой в три тысячи семьсот футов, слева – стала очень трудной. На протяжении десяти миль тянулась долина, сплошь заросшая гибкими растениями, метко названными «удушающие лианы». На каждом шагу лианы, как змеи, обвивались вокруг ног, рук и всего тела. Два дня пришлось путешественникам продвигаться вперед с топором в руках и бороться с этой многоголовой гидрой, с этими неотвязными, цепкими растениями, которые Паганель охотно отнес бы к классу зоофитов[135].

В этих равнинах стало невозможно охотиться, и охотники не приносили обычной дичи. Съестные припасы истощались, а пополнить их было нечем. Иссякла вода, и путники уже не могли утолить жажду, которая еще усугублялась усталостью.

Гленарван и его спутники испытывали страшные муки, и впервые их чуть не оставила сила воли. Наконец, уже не шагая, а еле волоча ноги, измученные путники, руководимые одним лишь инстинктом самосохранения, добрались до мыса Лоттин на побережье Тихого океана.

Здесь виднелось несколько пустых хижин, остатки опустошенного войной селения, брошенные поля. Везде следы грабежа и пожара. И тут судьба обрекла несчастных путников на новое ужасное испытание.

Обессиленные, они брели по берегу, как вдруг в миле от них показался отряд туземцев. Дикари устремились на них, размахивая оружием. Бежать было некуда, позади только море, и Гленарван, собрав последние силы, хотел было отдать приказ защищаться, как вдруг Джон Манглс закричал:

– Пирога! Пирога!

В самом деле, на плоском песчаном берегу в двадцати шагах от беглецов стояла вытащенная на берег пирога с шестью веслами. Столкнуть лодку в воду, прыгнуть в нее и отплыть прочь от опасного берега было делом одной минуты. Джон Манглс, Мак-Наббс, Вильсон и Мюльреди сели на весла, Гленарван взялся за руль, обе женщины, Олбинет, Паганель и Роберт разместились на корме.

Через десять минут пирога была уже в четверти мили от берега. Море было спокойно. Беглецы молчали.

Джон, не желая все-таки заплывать слишком далеко, хотел уже приказать плыть вдоль берега, как вдруг весло замерло в его руках. Из-за мыса Лоттин показались три пироги – это была погоня.

– В море! В море! – крикнул молодой капитан. – Уж лучше погибнуть в волнах!

Четыре гребца налегли на весла, и пирога снова понеслась в открытое море. Полчаса расстояние между ними и преследователями не сокращалось, но несчастные, измученные люди вскоре ослабели, и вражеские пироги стали приближаться. Вот между ними уже меньше двух миль. Итак, нападение туземцев неизбежно, их длинные ружья уже нацелены!

А что же Гленарван? Стоя на корме пироги, он вглядывался в горизонт в безумной надежде на помощь. Чего он ждал? Чего хотел? Или в нем пробудилось какое-то предчувствие?

Вдруг глаза его вспыхнули, рука протянулась, указывая на что-то вдали.

– Корабль! – крикнул он. – Корабль, друзья мои! Гребите! Гребите сильнее!

Ни один из четырех гребцов даже не повернулся, чтобы взглянуть на это неожиданно появившееся судно: нельзя было упустить ни одного взмаха весла. Только Паганель встал и направил свою подзорную трубу туда, куда указывал Гленарван.

– Да, – сказал географ, – там судно. Паровое судно! Идет на всех парах! Сюда, к нам! Ну, еще немного, друзья мои!