Тем временем томительное плавание всё продолжалось. Шёл уже шестой день со времени отплытия из Эдема, а берегов Окленда ещё не было видно, несмотря на то, что всё время дул попутный довольно свежий ветер. Вероятно, встречное течение задерживало корабль, который еле-еле полз вперёд. Высокие волны безжалостно трепали судно, корпус его трещал, и оно тяжело всползало на волну. Плохо вытянутые ванты, штаги и бакштаг слабо держали мачты, сотрясаемые качкой, и они ходили в своих пнездах.
К счастью, Билль Галлей не спешил прибыть в Окленд, и бриг шёл под умеренной парусностью. В противном случае первый же шквал сорвал бы с «Макари» мачты.
Джон Мангльс не боялся за судно, будучи убеждённым что рано или поздно оно доползёт до порта, но его огорчало что путешественницам неудобно в кубрике.
Элен и Мэри Грант не жаловались на неудобства путешествия, хотя беспрерывные дожди заставляли их по целым дням не выходить из кубрика. Редко-редко они ненадолго поднимались на палубу подышать свежим воздухом, но скоро очередной шквал прогонял их, и бедные женщины снова спускались в душное и тесное помещение, более пригодно для перевозки товаров, чем людей. Спутники всячески старались развлечь их. Паганель пытался убить медленно тянущееся время, рассказывая всякие истории, но бедный ученый был не в ударе, и рассказы его не имели успеха.
Впрочем, путешественникам, внутренне переживавших крушение своих планов, было не до веселья. Насколько раньше они живо интересовались лекциями географа о Патагонии и Австралии, настолько же равнодушно они слушали его рассказы о Новой Зеландии — случайном этапе на пути в Европу.
И в самом деле, в эту зловещую страну они ехали не по доброй воле, не с энтузиазмом и надеждой, а только в силу необходимости.
Гленарван страдал больше, чем кто бы то ни было другой из путешественников. Он почти не бывал в кубрике, да вообще не сидел на месте. Его нервная натура не мирилась с сиденьем в четырёх стенах. Целые дни, а часто и целые ночи он проводил на палубе, не обращая внимания на проливной дождь, не замечая солёных брызг, обдававших его с головы до ног. Гленарван то неподвижно стоял, облокотившись о поручни, то часами шагал по палубе в сильном нервном возбуждении. Он подолгу смотрел на море, как будто вопрошая о чём-то пространство. Казалось, он хотел разорвать туманную завесу, скрывавшую горизонт. Он не мог примириться с несчастьем, и на лице его отпечаталась складка горя.
Джон Мангльс старался не оставлять его одного и вместе с ним выносил все прихоти непогоды.
В этот день Гленарван не расставался с биноклем и, как только туман прорывался в каком-нибудь месте, тотчас же с непонятной настойчивостью подносил бинокль к глазам.
— Вы надеетесь увидеть землю, сэр? — спросил Джон Мангльс.
Гленарван отрицательно покачал головой.
— Однако действительно пора было бы уже увидеть сушу. Ещё тридцать шесть часов тому назад мы должны были увидеть огни Окленда.
Гленарван не ответил ему. Он, не отрываясь, смотрел в бинокль.
— Земля должна открыться там, сэр. Смотрите лучше в ту сторону, — сказал Джон Мангльс.
— Почему, Джон? Ведь я же сказал вам, что ищу не землю.
— А что же, сэр?
— Мою яхту. Мой «Дункан»! — горячо сказал Гленарван. — «Дункан», который заставляют служить гнусным целям пиратов, должен быть где-то здесь, Джон! Я предчувствую, что мы встретим его.
— Лучше было бы нам не встречаться, сэр.
— Почему, Джон?
— Вы забываете, в каком мы положении. Что будет с нами, если «Дункан» погонится за бригом? Ведь мы не сможем даже удрать.
— Удрать, Джон?
— Да, сэр. Мы и этого не в состоянии сделать. Негодяи захватят нас в плен… Мы будем в полной их власти… А вы знаете, что Бен Джойс не остановится перед преступлением. О, если мы попадем к нему в лапы, я не дам ломаного гроша за наши жизни. Хорошо, мы будем защищаться до последнего вздоха. Но дальше? Что будет потом? Подумайте о вашей жене, сэр, подумайте о Мэри Грант.
— Бедняжки… — прошептал Гленарван. — Джон, у меня сердце разбито, и временами я чувствую, как отчаяние овладевает мною. Мне кажется, что нас ожидают новые несчастия, что судьба ополчилась против нас. Я боюсь, Джон…
— Вы, сэр?
— Не за себя, Джон, не за себя, но за тех, кого я люблю, за тех, кого и вы любите.
— Не волнуйтесь, сэр, — ответил молодой капитан, — не надо напрасно тревожиться. «Макари» — плохой ходок, но все-таки он идет вперёд. Билль Галлей — тупоголовый пьяница, но я не спускаю с него глаз, и, если вблизи от земли положение покажется мне опасным, я возьму на себя управление судном. Таким образом, с этой стороны нечего опасаться. Но будем надеяться, что мы не встретимся с «Дунканом». На вашем месте я бы осматривал горизонт не для того, чтобы найти «Дункан», а для того, чтобы удостовериться, что вашей бывшей яхты нет поблизости.
Джон Мангльс был прав. Встреча с «Дунканом» была бы гибельной для «Макари». Между тем не было ничего невозможного в том, что пираты крейсируют именно в этих водах, где они могли не опасаться преследований. Однако шестая ночь со времени отплытия из бухты Туфольда настала, а яхта не появлялась.