– Не красней, Роберт, – сказал Джон Манглс, – ты достойный сын капитана Гранта.
Он притянул к себе брата Мери и расцеловал его в щеки, еще влажные от слез молодой девушки.
Излишне говорить здесь о том, как сердечно были встречены майор и географ, о том, с какой благодарностью вспоминали великодушного Талькава. Элен очень сожалела, что не может пожать руку честному индейцу. Мак-Наббс после первых же излияний спустился к себе в каюту, чтобы прежде всего тщательно побриться. Что касается Паганеля, то тот порхал от одного к другому, как пчела, собирая мед похвал и улыбки. Он хотел обнять весь экипаж «Дункана» и, утверждая, что Элен и Мери Грант являются частью этого экипажа, начал с них и кончил мистером Олбинетом.
Стюард нашел, что единственный способ отблагодарить ученого за любезность – это провозгласить, что завтрак подан.
– Завтрак? – воскликнул географ.
– Да, господин Паганель, – ответил Олбинет.
– Настоящий завтрак, за настоящим столом, с приборами и салфетками?
– Конечно, господин Паганель!
– И нам не подадут ни сушеного мяса, ни крутых яиц, ни филе страуса?
– О сударь, – укоризненно промолвил уязвленный стюард.
– Я не хотел вас обидеть, друг мой, – сказал, улыбаясь, ученый, – но в течение месяца мы ели, лежа на земле, в лучшем случае, сидя верхом на ветвях. Поэтому тот завтрак, который вы нам обещаете, кажется мне мечтой, вымыслом, химерой.
– Пойдемте же, господин Паганель, и удостоверимся, что это реальность, – сказала Элен, едва удерживаясь от смеха.
– Позвольте предложить вам руку, – сказал галантный географ.
– Не будет ли каких-либо распоряжений относительно «Дункана», сэр? – спросил Джон Манглс.
– После завтрака, дорогой Джон, – ответил Гленарван, – мы обсудим сообща план нашей новой экспедиции.
Пассажиры яхты и молодой капитан спустились в кают-компанию. Механику дан был приказ держать яхту под парами, чтобы отплыть по первому сигналу. Свежевыбритый майор и другие путешественники, быстро переодевшиеся, уселись за стол.
Завтраку мистера Олбинета была оказана заслуженная честь. Его признали великолепным и даже превосходящим изумительные пиршества в пампе. Паганель брал по две порции каждого блюда, уверяя, что делает это «по рассеянности».
Это злополучное слово побудило Элен Гленарван спросить, часто ли милый француз впадал в свой обычный грех. Майор и лорд Гленарван, улыбаясь, переглянулись. Паганель громко расхохотался и поклялся честью в продолжение всего путешествия воздерживаться от присущего ему греха. Потом он очень забавно рассказал о своем разочаровании и о своем вдумчивом изучении поэмы Камоэнса.
– В заключение скажу: «не было бы счастья, да несчастье помогло», и я не сожалею о своей ошибке.
– А почему, мой достойный друг? – спросил майор.
– Потому, что теперь я изучил не только испанский, но и португальский язык. Я говорю теперь на двух новых языках вместо одного.
– Право, я об этом не подумал, – ответил Мак-Наббс. – Поздравляю вас, Паганель, от всего сердца поздравляю!
Все зааплодировали ученому, который ни на секунду не переставал жевать. Паганель умудрялся одновременно и есть и вести разговор. Но он не заметил кое-чего, что не ускользнуло от Гленарвана: внимания Джона Манглса к Мери Грант. Легкий кивок Элен убедил Гленарвана, что это «именно так». Гленарван с сердечной симпатией посмотрел на молодых людей, а затем обратился к Джону Манглсу, но совсем по иному поводу.
– Как прошло ваше путешествие, Джон? – спросил он.
– При самых благоприятных условиях, – ответил капитан. – Только я должен довести до вашего сведения, сэр, что мы миновали Магелланов пролив.
– Вот как! – воскликнул Паганель. – Вы обогнули мыс Горн, а меня не было с вами!
– Ну так повесьтесь! – посоветовал майор.
– Эгоист! – отозвался географ. – Вы даете мне этот совет, чтобы забрать себе, как говорят, на счастье мою веревку.
– Полноте, дорогой Паганель! – вмешался в разговор Гленарван. – Ведь вы не вездесущи, нельзя же одновременно присутствовать в нескольких местах. Так как вы странствовали по пампе, то не могли в это же время огибать мыс Горн.
– Конечно, но это не мешает мне сожалеть о том, что меня там не было, – ответил ученый.