Дети Хедина

Зато она предоставила прекрасную возможность испытать прототипы в деле.

Блютфляйшер смотрит на Циммерманна тем взглядом, который особым образом действует на подобных людей. Чуть откинув назад голову, прищурившись, вопросительно.

Толстяк, ожидаемо, выкатывает глаза, вскидывает правую ладонь. Сипит «яволь, майн фюрер!», щелкает каблуками. Шумно пыхтя, гремит сапогами вниз по железной лестнице, исполнять приказ.

Затушив в пепельнице сигарету, Блютфляйшер с удовлетворением отмечает, что в ходе брифинга не произнес даже полуслова.

Время утекает вместе с бегом рваных туч, заслоняющих луну, звоном ветра в сосновых кронах и осыпающимися с откоса мелкими камешками.

Разведчики все не возвращаются.

Зато в лесу, с той стороны, откуда они пришли и где все напичкано минами, раздается глухой взрыв.

– Какого хрена? – Снег оборачивается.

Их человек десять. Все в пятнистых куртках эсэсовских егерей, в обтянутых сеткой касках, убранных папоротниками.

Они бегут через лес, и ни у одного нет оружия.

«Врукопашную?» – удивляется Сидоров, вскидывая «ППШ». – «Или снова… ЭТИ?!»

Луна выходит из-за туч, освещая приближающихся эсэсовцев.

Видно, что их форма изорвана, один голый по пояс, у всех перепачканы лица, и все скалятся на бегу, будто улыбаются. Будто это шутливое состязание вперегонки, и всем им очень весело.

Один бежит быстрее других, приближается, астматически сипя, хрустя валежником, отмахивая прямо вытянутыми руками. Чем ближе, тем отчетливее видно, что кожа на его щеке свисает клочьями, вместо глаз – выпученные бельма.

Остальные выглядят не лучше. Бегут молча, но перепачканные рты их оскалены, с них срываются нитки слюны и темной крови.

– Твою мать, – говорит Снег с почти восхищенным выражением. – Гребаный ты ж свет, это же…

Сидоров реагирует быстрее.

Уперев приклад в плечо, поводит стволом «папаши», прицеливается, бьет одиночным.

У ближайшего эсэсовца из головы вылетает темный фонтанчик, его откидывает вниз по склону.

Второй, получив пулю в лоб, дернувшись всем телом, рушится следом.

Снег вскидывает «ППС», бьет короткой очередью.

Фрицы складываются пополам, кубарем летят вниз.

Оставшихся это не останавливает. Они целеустремленно бегут вверх по откосу. У ближайшего разворочено брюхо, свисает студенистая мотня.

– Про них толковал особистам? – кричит Снег в перерывах между выстрелами.

– Да! Не ожидал?! – «ППШ» гулко бьет одиночным.

– Гребаные мертвяки! Сидоров, в голову цель, понял? – «ППС» вторит эхом.

– Почему в голову?!

– Уже видел такое! Прикрой!

Снег кидается к рации.

Сидоров стреляет очередью. Срезает двоих, они, размахивая скрюченными руками, катятся вниз, погребая под собой третьего.

Еще трое настойчиво карабкаются вверх. У одного разодрана голова, лохмотья кожи открывают блеск черепной кости.

Тишину нарушает лишь вой ветра в кронах, хруст валежника под множеством ног, сиплый хрип и редкие одиночные выстрелы.

– Немезис, я Снег! Ведем бой, как поняли меня, прием?

Напялив наушники, он крутит верньер, оглядывается на подступающих мертвяков.

Сидоров дает очередь, срезает нескольких, следующей выкашивает оставшихся.

Полуминутного затишья как раз хватает, чтобы сменить магазин.

– Немезис, я Снег! Ведем бой на объекте! Атакованы мертвяками, прием!

– Снег, я Немезис! Не шшш…нял, повтор…

– Я Снег, атакованы ходячими мертвяками, как поняли меня, прием?

– Что… шшш…ня?! Какими шшш… …твяками? Прием!

– Гребаные умертвия! Прием! Меняем позицию! Обеспечьте карантин! Карантин, как поняли?!

– Вас …нял, понял! Держи… шшш…

Сзади раздается громкий хрип.

Снег оборачивается, сбрасывая наушники, хватает автомат, ловит в прицел в бегущего к нему мертвяка в разодранной маскировочной робе.

Очередь разносит его голову в клочья.

– Сидоров, видишь ход? – Снег указывает на развалины. – Слева, за пулеметным гнездом. Прорываемся к нему! Бегом!

Йотунштейн снаружи – нагромождения замшелых камней и обвалившиеся арки, поросшие мохом.

Внутри – лабиринт запутанных бетонных ходов, оплетенный толстыми проводами, тускло освещенный электричеством.

В глубинах здания заунывно воет сирена.

С автоматами наготове Сидоров и Снег бегут вперед.

За поворотом коридора впереди слышен слитный грохот сапог:

– Пасс ауф! Лос, лос![20]

Они ныряют в боковое ответвление коридора.

Впереди распахнутая стальная дверь. От нее тянется за угол широкий кровавый след. За углом темно, доносится чавканье и урчание.

Снег из-за угла заглядывает в коридор. Чавканье смолкает. Из темноты приближаются хрипы, тяжелое дыхание.

Снег выходит из-за стены и бьет одиночными. Во вспышках выстрелов дергается тело в драном черном мундире, с окровавленной оскаленной пастью.

Они бегут дальше, коридор выходит на открытую галерею с хлипким решетчатым ограждением. За ним – подобие вокзального зала ожидания.

Мозаичный пол, высоченный камин, в полстены алеют штандарты со свастиками, по углам свалены ящики.

С одной стороны в зал врывается, хрипя, дыша с присвистом, наседая друг на друга, спотыкаясь, падая, царапая руками пол, толпа в лохмотьях черных мундиров, белых халатов и серых рабочих комбинезонов.