Дети Хедина

«Вообще-то правильнее было бы сказать «католиков и гугенотов», – подумалось ему. Но вносить поправку Кирилл поленился.

– Ну, это ты… преувеличиваешь. Просто им не повезло…

– Всем сразу? – бросил Кирилл.

– Что?

– Я спрашиваю, всем сразу не повезло? Насколько я понял, никто не собирается сводить счеты с жизнью? Вслед за Валькой.

– Ты зря вот так…

– Я не иронизирую. Я просто ничего о них не знаю, но насколько я заметил, Глузкер и твоя подружка Ксения, они вполне довольны жизнью. И хаяли систему вслед за всеми, за компанию. Вадим… не похож на неудачника, просто зол на всех, и Карл Лиснер здесь совершенно ни при чем. Зоран всегда меня недолюбливал, потому и стремился уколоть, очень грубо и неловко. Но он тоже вполне доволен жизнью. Кто еще? Ты и Тимур. Да, у Тимура что-то явно не сложилось, и теперь он думает, что имеет полное право поливать грязью Лиснера и меня в придачу. Вот насчет тебя… Разрешаешь?

Она неуверенно кивнула.

– Получается, ты всем старалась что-то доказать, чтобы я не очень обижался? Да? Чтобы не чувствовал себя несчастным, лишним и так далее. Встала на защиту. Нашла кучу умных слов, которым сама не веришь, Тимура страшно разозлила. Теперь вон переживаешь. Получается, что это я тебе навредил. Потому что оказался не в том месте. Впредь не повторится.

– Ты… ну… – Лена решительно выдохнула. – Кажется, что все это не с тобой. Как будто ты со стороны наблюдал, вот.

– Частично. Я просто четко формулирую, чтобы мы целый час не сидели и не извинялись друг перед другом.

– Хочешь сказать, что тебе пора? – спросила она резковато.

– Конечно, нет. Лена, теперь я тебя прошу: не обижайся на то, чего не было. Я никуда не тороплюсь, все, что хотел, увидел, уезжаю завтра. Если хочешь поговорить, давай пропустим все ненужное.

– А ты правда на них не?..

Кирилл вздохнул.

– Ты знаешь, с одной стороны, наше общество – система динамичная. С другой – страшно консервативная… или пусть лучше будет инерционная. Парадокс, – он едва заметно усмехнулся, раньше это в голову не приходило. – Вот мировые религии, лет двадцать назад они почти отошли, и как-то сразу, правда?

Лена хмурилась, стараясь понять, к чему он клонит.

– На смену что-то должно прийти. Человечество требует. Я не говорю, что Конвенция – это оно. Нет. Но это… как же лучше сказать… Первая птичка.

– Первая ласточка?

– Угу. Совсем язык забываю. Да, первая ласточка. Другие подходы, другое качество. Я не говорю, что все замечательно, но это есть. Попробуйте сделать лучше, предлагайте! Но вместо этого люди просто делятся. Большая часть делится на принимающих новую систему и не принимающих. Еще есть более гибкие: кто-то сначала не принимает, потом видит в ней свою выгоду, учится использовать систему и переходит в чужой стан. И наоборот.

– Всего четыре типа?

– Вообще-то их пять. Пятые теряются в принципиально новой ситуации, не понимают, что делать. Они действуют ситуативно и становятся похожими на других. Или просто идут ко дну.

– И что?

– А то, что не может быть идеальной системы. Учитывающей абсолютно все. Нужды всех и каждого. Как только решается одна проблема, сразу возникает следующая. Как только появляется что-то новое, пусть даже оно приносит плоды, увесистые, красивые, вкусные, найдется тот, кто начнет выискивать червивости. И привлекать всеобщее внимание, рассказывать, что если бы не было яблок, то не было бы и червяков. А кто-то думает о том, как сделать так, чтобы червяков стало меньше. Вот и вся разница. А кто-то еще должен эту яблоню посадить. Еще больше разница, чувствуешь?

– Это ты про Лиснера?

– И про него тоже.

Все в классе знали, что Карл Лиснер – его кумир, хотя сам ученый погиб еще в двадцать седьмом, когда мальчишке едва исполнилось шесть. Вполне возможно, что глубокое и трепетное увлечение могло бы не состояться, но отец Кирилла всю жизнь посвятил борьбе «с новой, абсурдной Конвенцией». Все этапы этой грандиозной работы, будь то в зале суда или с общественными организациями самого разного толка, бесконечно муссировались дома: с мамой, друзьями, коллегами-юристами, матерыми сподвижниками всех мастей. К концу жизни отец приобрел реноме «неподкупного борца», соответствующий авторитет в определенных кругах и даже подался в политику. Без особого, впрочем, успеха.

С детства в доме постоянно мелькало ненавистное имя Лиснера. Но в школе Кирилла ждал сюрприз: там рассказывали совсем другое! Как и все общество, его небольшой школьный мирок тянулся в разные стороны: кто-то восхищался его отцом, а кто-то просто смеялся. В четвертом классе мальчишка громко повздорил с учителем и решил раз и навсегда доказать целому миру, что его отец занимается полезным и важным делом. С тех пор он начал собирать материал: скрупулезно прочесывал сеть, вытягивал на свет давно похороненные в ее недрах архивы, а потом втянулся, захваченный открывшимися перспективами. Года через два он сам превратился в убежденного сторонника Конвенции, и к школьным скандалам прибавились домашние. Именно тогда он понял: абсолютно все можно представить в каком угодно свете. Доводов за и против всегда навалом.