Дети Кремля

Этот список требует некоторых подробностей. В кремлевских семьях, особенно кавказского происхождения, в 20-х годах с особым уважением относились к памяти двадцати шести бакинских комиссаров, расстрелянных англичанами в 1918 году в песчаной степи Туркменистана. В знаменитой «Балладе о двадцати шести» Сергея Есенина есть строки:

То не ветер шумит,

Не туман.

Слышишь, как говорит

Шаумян:

«Джапаридзе,

Илья ослеп,

Посмотри:

У рабочих хлеб.

Нефть — как черная

Кровь земли.

Паровозы кругом…

Корабли…

И во все корабли,

В поезда

Вбита красная наша

Звезда«.

Имена бакинских комиссаров ожили в семье Анастаса Микояна в именах его троих сыновей.

Степан — назван в честь Степана Шаумяна.

Алексей — в честь Джапаридзе, которого все называли Алешей.

Вано — в честь Ивана Фиолетова, которого на Кавказе называли Вано.

Серго — назван в честь Серго Орджоникидзе, тоже одного из бакинских комиссаров, но не попавшего под выстрелы 1918 года, а пустившего себе пулю в лоб спустя почти двадцать лет.

Владимир Микоян был назван в честь Ленина.

Обращает на себя внимание одна деталь: Вано Микоян работает в КБ имени Микояна. Своего имени или отца? Ни то, ни другое.

— КБ было создано Артемом Ивановичем Микояном, родным братом нашего отца. Так как отец почти не бывал дома, нас воспитывали мама, дядя Артем и дядя Гайк Туманян, родной брат мамы, разведчик, работавший с Зорге и прошедший сталинские лагеря. Они втроем строили нашу семью. Я с детства что-то всегда изобретал, и меня тянуло к дяде, — говорит Вано Анастасович. — У брата Алеши были командирские навыки, он командовал мной, потому что больше было некем. Мы ссорились, я прятался от него в уборную, он быстро остывал, и ссора сходила на нет.

* * *

Братья Микояны Степан и Вано, вспоминая своего погибшего брата Владимира, рассказывают, что он готовился к отправке на передовую, а его все не отправляли. Поинтересовался — почему? Объяснили: не включили в список полка, потому что он — сын Микояна. Владимир пришел домой и сказал отцу:

— Я проклинаю свою фамилию!

Отец взглянул исподлобья:

— Иди, воюй!

После того как Владимир пропал без вести и не осталось никакой надежды, на фронт добровольцем из девятого класса ушел еще один летчик — Алексей Микоян. На фюзеляже своего самолета он крупно вывел буквы: ВЛТ, что означало: Володя, Леня, Тима. Он мстил за брата Владимира и его погибших друзей — Леонида Хрущева и Тимура Фрунзе.

Пять пальцев разжатой руки. Пять жизней, рожденных одной семьей. Пятеро оперившихся птенцов вылетели из кремлевского гнезда в небо. И хоть младший, Серго, избрал себе другую профессию, но и он — в небо — Латинской Америки обычно достигают на самолете. Наверно, родись Серго чуть раньше, и он стал бы летчиком, но в конце сороковых, когда война исчерпала страсть молодежи летать, а явление союзников и заграничные фильмы поворотили взоры молодежи к Западу, возникла новая мода — институт международных отношений. С небольшими поправками — мода эта жива по сей день.

— Микояновская фамилия ничем себя не опозорила, — говорит Вано Анастасович, сердясь на фразу из произведения Искандера.

Однако в сороковых случилось событие, которое дало право обществу считать, что именно Вано и Серго Микояны опозорили имя своего отца.

* * *

Рассказывая об Ашхен Микоян в книге «Кремлевские жены», я коснулась странной истории, которой дала бы название:

Драма на Каменном мосту

— В нашем классе, — вспоминает Вано Микоян, — учился Володя Шахурин, сын наркома авиационной промышленности. Он был вообще какой-то сдвинутый. В эвакуации в Куйбышеве этот мальчик куда-то вдруг пропал, он увел с собой девочку, и их долго не могли найти. Потом, когда в нашем классе появилась Нина Уманская, Володя влюбился в нее. Он узнал, что она уезжает с родителями в Мексику, куда ее отец был назначен послом, и сказал: «Я ее туда не пущу».

Никто не обратил внимания на эти слова.

В 1943 году Москва была полна трофеями: немецкие кресты, ордена, пистолеты, погоны, у нас на даче хранился пулемет с «юнкерса». Никто за это не преследовал. У меня был свой трофейный пистолет — дали наши охранники.

Володя Шахурин, как и другие, обменивался разными трофеями. У него была книжка Гитлера «Моя борьба», и он писал программу захвата власти, распределив роли в своем правительстве: меня назначил министром авиации, моего младшего брата Серго — министром пропаганды. Ни я, ни Серго про это ничего не знали. Это была, конечно, игра Володи с самим собой, но на нее, при определенных условиях, можно было посмотреть серьезно.

Условия не заставили себя ждать. Володя зашел ко мне и взял мой пистолет: «Пусть он побудет у меня». Он, я и Нина Уманская шли по Александровскому саду. Я шел сзади. Володя с Ниной поднялись на Каменный мост. Я услышал выстрелы и убежал домой в Кремль. Володя застрелил Нину и убил себя. Разумеется, была найдена тетрадь с планом захвата власти, и мы с братом Серго оказались на Лубянке.