Дети Крылатого Змея

Карина Демина Голодная бездна. Дети Крылатого Змея

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

© Демина К., 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Глава 1

Мэйнфорд разглядывал спину.

Узкую спину с выпирающим позвоночником, с резко очерченными треугольниками лопаток и родимым пятном на левой. Кожа на этой спине казалась не просто белой — полупрозрачной, тонкой, как бумага, в которую заворачивают подарки. Тронь — и порвешь.

Или след оставишь.

А тронуть хотелось.

Пересчитать позвонки. Или надавить на эти растреклятые лопатки, которые казались слишком уж острыми. И главное, никаких тебе угрызений совести. Нет, конечно, с этой дамой у Мэйнфорда личные счеты были, но все же…

…он помнил, как приехал.

И как поднимался по лестнице. В дверь стучал. И дверь эту вскрыл — невелика хитрость. И в квартиру заглянул, но после вновь на лестницу выбрался, потому что там ждать было веселей, а еще оставалось пространство для маневра.

Скажем, если бы Тельма вернулась не одна.

— Давно проснулся? — Тельма перевернулась на спину. Жаль. Мэйнфорд не успел разглядеть всю ее, да и со спиной общаться было как-то проще.

— Давно.

— Голова болит?

— Нет.

— Это хорошо, а то у меня ничего нет от головы.

От его головы аспирин не поможет.

— Неужели? — не стоило начинать этот разговор вообще, тем более здесь и сейчас. От нее, сонной, пахло углем и городом, и запах этот казался родным донельзя.

И сама она.

Некрасивая. Все еще некрасивая.

Плечи широкие, как у пловчихи. Груди почти нет. Живот впалый и снова с родинкой, на сей раз темной и крохотной, такую мизинцем накроешь.

— Ты о чем?

По этому животу легко следить за дыханием.

Вот оборвалось.

И сама Тельма напряглась, снова перекрутилась, пряча уязвимый живот, откатилась к самому краю. Смотрит исподлобья. Зло. Вот и кто Мэйнфорда за язык тянул-то… надо ответить что-то глупое, чтобы успокоилась невозможная женщина, но ему не хочется притворяться.

Не перед ней.

— У тебя ведь есть таблетки…

— Кохэн донес? — не столько вопрос, сколько утверждение. — И что за они?

Злится? Раздражена. Осторожна, но злости нет. И хорошо, злые женщины Мэйнфорда пугают.

— Показал… лекарство это.

— Успокоительное? — а теперь в голосе ее проскользнула насмешка.

— Отчасти. Заодно дар блокирует.

Хмурится. Почему она всегда хмурится? Если бы чаще улыбалась, выглядела бы привлекательной.

— И делает пациента внушаемым… Гаррет дал?

Она лишь головой мотнула. Согласие? Отрицание? Да какая, к Бездне, разница…

— Моему брату нужно, чтобы я подписал кое-какие бумаги, — Мэйнфорд сам не знал, зачем он это рассказывает. Может, затем, что она слушает?

— Какие?

— В основном, полагаю, завещание. Доверенность. Да и мало ли, что еще можно подписать… спасибо.

— За что?

— За то, что не стала кормить.

— Всегда пожалуйста, — она поднялась и стянула одеяло, закрутилась в него, прячась от взгляда. — Он на меня странно воздействовал. Не ментально, но… мне очень хотелось оказать ему услугу.

— Женщины его любят.

— Сомневаюсь, что это можно назвать любовью, — Тельма нервно дернула плечом и поинтересовалась: — Что делать будешь?

— Ничего.

— То есть?

— То есть совсем ничего, — Мэйнфорд тоже сел, сожалея, что она все же проснулась. Спящей и молчаливой Тельма нравилась ему куда больше. Опять же, разглядывать ее можно было, не притворяясь, что его вовсе не интересует ее нагота.

— Он ведь собирался тебя отравить!

— Не отравить, а… скажем так, подкорректировать мое мировосприятие. Это пытаются сделать уже давно.

Ей ответ не понравился. Пожалуй, не нравился он и самому Мэйнфорду, но ввязываться в семейные разборки ему не хотелось.

Мэйнфорд вздохнул.

Ночью все было гораздо проще. Мужчина. Женщина… кровать… точнее, когда добрались до кровати, то и кровать…

— Я ему позвоню. Скажу, чтобы оставил тебя в покое. Это первое. Второе — перекрою кое-какие финансовые потоки. Он поймет, что переступил черту…

…поначалу, естественно, возмущаться станет. И выглядеть будет искренним. Постарается все свалить на Тельму же, которая по некоей своей надобности заменила безобидное успокоительное на экспериментальное лекарство. Затем признает вину, но не за собой, Гаррет никогда и ни в чем не был виноват. Естественно, скажет, что действовал исключительно из благих побуждений.

Матушка беспокоилась.

Мэйнфорд вел себя странно. Этот разговор возникал время от времени и заканчивался всегда одинаково: просьбой дать денег.

— Ну и дурак, — сказала Тельма и удалилась в ванную комнату.

— Наверное, — Мэйнфорд потянулся. — Еще какой…

Плюшевый медведь смотрел на него с упреком: мол, как можно быть таким глупым? И дед бы присоединился, правда, взглядом ограничиваться не стал бы, перетянул бы по плечам тросточкой своей, залитой свинцом.

Глядишь и вразумил бы.

— А что мне делать? Не заводить же против него дело! — Мэйнфорд подобрал штаны, которые нашлись в прихожей. — Нет, в теории я мог бы… но представь, какой выйдет скандал! Да и… доказать что-либо будет сложно…

Медведь молчал.