Дети Крылатого Змея

— Элиза давала тебе деньги, но ты всегда тратил больше, чем получал. Широкая натура. И писал расписки. А она их скупала. Что было бы, откажись ты признать ребенка? Вой в газетах… они бы не упустили лакомого куска. А после еще один скандал, скажем, в суде, где с тебя бы потребовали возмещения. Возмещать тебе было нечем.

— Не понимаю, — голос холоден и полон презрения, но удивительно, что на холсте оно не проступает. — Почему, Мэйни, ты только сейчас вспомнил об этом?

Он не ответил на вопрос.

Он тоже прячется за шелковою ширмой, позволяя Тельме слушать и смотреть на театр разноцветных эмоций. Представление получается интересным, так ведь?

— Элиза не походила на твоих обычных подружек. Ты ведь выбираешь, кого послабей… продавщицы там… секретарши… сестры милосердия. Или кем была Тильза? Просто девочкой, подрабатывавшей в бакалейной лавке? Они, миловидные, безопасны. Падки на лесть. Не избалованы подарками. А главное, лишены нужных связей. Их легко припугнуть…

Мэйнфорд вдруг замолчал.

На шелке проступило черное пятно. Чернота была густой, что деготь, она сочилась сквозь ткань и, не удержавшись на ней, ползла.

Будто пятно плакало.

Оно и плакало.

— …или убить, — тихо добавил Мэйнфорд. — Очередная смерть, которая похожа на несчастный случай… аборт на позднем сроке. Кровотечение. И бедная дурочка, не побоявшаяся нарушить запрет, уходит в Бездну, унося с собой пару мелких грязных секретов…

Чернота пузырилась.

И Тельма даже испугалась, что сейчас измарается ею.

— Тебе понравилось, братец… ты избавился от Элизы, и никто ничего не понял. Трагическая гибель, ушла во цвете лет… зачем бросать хорошую идею, если можно заставить ее послужить снова и снова.

— Ты бредишь!

И снова черный, но иного оттенка. Тельма раньше и не предполагала, что чернота бывает настолько разной. Нынешняя — глянцевая, подвижная. Она выступает капельками, а капельки сливаются друг с другом, затягивают всю простыню.

— Это легко проверить. Теперь легко… ты, конечно, делал многое, чтобы сохранить тайну, но девушки так непостоянны. Достаточно поднять дела. Опросить свидетелей. Соседей… подруг… родственников. Всегда есть кто-то, кто видел больше, чем хотелось бы. И запомнил больше, чем следовало. Нужно лишь найти его…

— Ты…

Черное по черному. Узоры интересны, они даже зачаровывают Тельму.

— Ты сошел с ума, Мэйни, — это Гаррет произнес с глубочайшей печалью. — Мне действительно жаль, но… мама на сей раз права. Ты сошел с ума. Ты не понимаешь, что говоришь. И мне придется тебя успокоить.

— Уверен, что хватит сил?

— Мэйни… подумай, головой подумай… разве я похож на убийцу?

— Не похож.

Черный бисер светлел. Выцветал.

— Ты слишком труслив, чтобы самому пачкать руки… но ведь всегда найдется человек, которому можно доверить грязную работу. Кто он? Гаррет, думаешь, что я просто так оставлю это дело? Лучше сдай его…

— Мэйнфорд…

— Хотя… погоди. Теперь понятно, почему ее оставили в живых. Связанные одной смертью… зачем искать иного исполнителя, если тот, который имеется, достаточно циничен, умел и молчалив? Многолетнее сотрудничество…

…это он о чем?

О ком. О девочке Минди, это Тельма поняла, но остальное? Она чего-то не знает? Похоже на то.

— Но подумай, Гаррет. Мне достаточно сделать звонок, и ее возьмут. Станет ли она молчать? Сомневаюсь.

Не чернота — синева.

Густая, насыщенная, украденная из самой глубины моря. И шепот его же — волн, накатывающих одна за другой, — очаровывает.

Голос Гаррета, преисполненный печали.

— Ты вбил себе в голову странную идею. Мэйни, повторюсь, ты же сам вел это дело… и неужели я, зная твое отношение, рискнул бы обратиться, если бы был виновен? Подумай…

Море ластилось к седым камням.

Море готово было слизать желтоватую накипь лишайника и вычистить гладкие гранитные бока до блеска. Море говорило с Мэйнфордом, но голос его слышала и Тельма.

— Думал уже… хочешь знать, до чего я додумался? Несколько дней без сна. Несколько месяцев недосыпа. Это ослабляет разум. Провалы в памяти… я ведь поднял тот день. Не только я. Есть запись, которую можно отдать на исследование. Что они выяснят?

— Только то, что ты был истощен, — море гудело и норовило выплеснуться с холста. Тельме не удержать его. Не стоит и пытаться. Кто способен справиться со стихией?

Отступи.

Спрячься в своем углу, и тогда море, быть может, не заметит твоего существования вовсе.

— У тебя ведь случился срыв… а сейчас грядет новый.

Море очаровывало шепотом.

Нельзя ему верить.

И прятаться Тельма не станет. Она не умеет работать на таком уровне, она и представления не имеет, что это за уровень — слишком мало информации, но вот заглушить голос моря попробует.

Надо лишь отвлечь его.

Протянуть руку к простыне. Коснуться густой чернильной синевы, погрузить в нее пальцы. Это не опасно, пусть море и выглядит готовым проглотить Тельму. Оно вязкое. Густое, что кисель. И пахнет отвратительно. Тельме не доводилось бывать на настоящем море, но она очень сомневалась, что от него несло палеными тряпками.

И значит, нынешнее море фальшиво, как и сам Гаррет.